Самая страшная книга 2016 (сборник)

Николай закрыл дверь, на ней висела табличка РЕКЛАМНЫЙ ОТДЕЛ. Нет. Этого не было. Просто не было. Ему нужно найти туалет. Он поплелся дальше и через какое-то время наконец наткнулся на уборную. Зеркала там, конечно, не было. Они меня не выпустят, подумал вдруг Николай. Индивидуальное предложение. Он брел обратно. Триста шестьдесят рублей за учебные материалы, обещали вернуть. Руководитель филиала. Это было написано на одной из табличек, Николай остановился. Обыкновенная дверь, но что за ней может быть? Что тут вообще настоящее, а что ему кажется? Триста шестьдесят рублей. У него в кошельке и того меньше осталось. Хозяйка. Вас ждет руководитель филиала, его заинтересовала ваша кандидатура. Моя кандидатура, повторил Николай мысленно. Дверь вдруг на секунду распахнулась, и оттуда выскользнул какой-то парень в пиджаке. Улыбаясь чему-то, он быстро зашагал по коридору. Пока за ним закрывалась дверь, Николай успел заметить кусочек светлого кабинета с большим окном, забранным жалюзи. Потом я пойду к врачу, потом пойду, но сейчас, пожалуйста, мне нужна эта долбаная работа!.. Он постучал и вошел. Окна не было, ничего не было. Внутри него все сжалось в мерзкой судороге. Он оказался в пустой бесцветной комнате и тут же вспомнил свой телефонный звонок по объявлению, то самое высасывающее молчание вначале. Звонили отсюда. Он был уверен. Лампы на потолке отсутствовали, но почему-то все было видно очень отчетливо. Двери за спиной уже не было. Николай, опасливо глядя вверх, шагнул ближе к центру помещения. Казалось, что стены сейчас начнут сжиматься, но произошло не это. Он просто не смог сделать шаг, опустил глаза и увидел, что проваливается в пол, который стал вдруг вязким, волнистым, на нем проступили складки, складки стали складываться в лица, страдальческие, знакомые. Николай пытался вырвать ноги из этой бледно-серой гримасничающей каши: Ростислав, Резеда, Михаил и другие-другие, он вскрикивал, ругался, чуть не плакал, а лиц становилось все больше. Пол начал выгибаться пузырем, в центре пролегла трещина, ее створки раскрылись, и в пустой потолок уставился огромный глаз. Прозрачная радужка, маленький зрачок, он зашевелился, закрутился, оглядывая комнату, и комната искажалась от его взгляда. Николай заскулил, бесплодно дергая увязшими ногами, и наконец глаз нашел его. Они посмотрели друг на друга. Лица на полу закричали, Николай закричал.

КРАСНОЕ.

Низкое красное небо. В разрывах облаков мелькает что-то огромное, длинное, гибкое.

ЖЕЛТОЕ.

Внизу земля, она желтая, такая желтая, что невозможно смотреть. Желчь течет по ней, бурлит в грязи, переваривает саму себя, вспыхивает, брызжет.

ЖЕЛТОЕ. ЖЕЛТОЕ.

В грязи бьются мириады золотистых опарышей, червей, пальцев. Пахнет супом.

ЖЕЛТОЕ.

На придавленном горизонте виднеются горы, три вытянутые конусовидные глыбы, они танцуют и, кажется, приближаются.

ЖЕЛТОЕ. ЖЕЛТОЕ. ЖЕЛТОЕ.

Черный зрачок всасывает в себя комнату, лица, Николая, глаз выворачивается внутрь и…

КРАСНОЕ.

ЖЕЛТОЕ.

ЖЕЛТОЕ. ЖЕЛТОЕ.

ТЬМА.

Небо снова сияло вымытой прохладной голубизной, ветер смахнул с него все крошки. Челябинцы торопились кто куда, с улыбкой щурились от солнца, а потом прятали носы в воротники. Холодало. Николай стремительно впечатывал шаг в грязный асфальт проспекта Победы. Он жутко хромал, но уже не замечал этого. Левая стопа у него сильно искривилась, а правой не было вовсе, под истертой штаниной прятался бугристый слоновий обрубок. Пальто запачкалось, истрепалось, из-под грязной шапки торчали волосы: черные, русые, седые. Прохожие расступались, делая каменные лица. Где-то в глубине своей скомканной головы Николай посмеивался: они принимали его за обыкновенного бомжа. Урода, который никогда не сможет вылезти наверх. Мы – не финансовая пирамида, подумалось ему, это правда, потому что мы – финансовый кубик Рубика. Все постоянно двигается, и любая сторона, любой кубик, бывший сегодня дном, завтра может оказаться на вершине.