– Синтезируя научные и религиозные тезисы, мы получаем следующее: в результате определенного внешнего воздействия в мозге человека возникают в качестве реакции некоторые мысли. И если негативные, вредоносные мысли не распознаются человеком правильно в момент возникновения, если человек не борется с ними, не гонит их прочь, то они приступают к превращению храма в хлев или пещеру. Или, другими словами, заражают субстрат – мозг! – точно споры гриба. Каждая из которых, прорастая, в скором времени даст жизнь целому огромному дереву высших психологических функций, которое уже заставит человека совершать действия и поступки с тем или иным отклонением от нормы, от моделей поведения здорового человека. Если эти отклонения значительны, то медицина может поставить диагноз «шизофрения», а церковь – «одержание». При этом и церковники, и медики утверждают, что это разные вещи. Но они лгут! Потому что де-факто именно высшие психологические функции разрушительного свойства и есть причина всех странных и страшных поступков, совершаемых как людьми, которых церковь считает одержимыми бесами, так и людьми, которым поставлен диагноз «шизофрения». Пока все понятно, не правда ли?
Наталья Сергеевна не ответила. Ей казалось, что время замедлило свой бег, стало липким и вязким, но между каждыми двумя ударами ее сердца Голышев непостижимым образом умудрялся вставлять огромное количество слов и фраз. Его рассуждения стали казаться слишком затянутыми, даже занудными, но в них крылось что-то страшное, что-то очень важное для нее, что-то такое, от чего никак нельзя было отмахнуться. И она старательно вслушивалась, силилась понять профессора и связать воедино его высказывания.
– Ну а если диагноза нет? – продолжал Валентин Филиппович. – Уверяю вас, незначительные отклонения от нормы – по сути, те же шизофрения или одержание, только в легкой форме, – присущи, увы, подавляющему большинству людей. Люди настолько с ними свыклись, что не считают чем-то критическим, даже чем-то плохим не считают. При этом каждый воспринимает реальность по-своему, в той или иной степени искаженной, и практически никто не видит ее такой, какая она есть на самом деле. Объективную реальность в ощущениях человек не способен воспринимать в принципе! Это – постулат номер два моей крамольной теории. Вы уж, пожалуйста, отметьте его в своем сознании, хорошо? Это важно для понимания происходящего и с Андреем, и с вами.
– Я, кажется, поняла, что вы имеете в виду, – произнесла Наталья Сергеевна. – Хотя и с трудом…
– Прекрасно! Итак, мы остановились на том, что каждый человек воспринимает реальность с определенными отклонениями, большими или меньшими. Нередко случается так, что из небольших отклонений вырастают отклонения значительные. Порой – просто чудовищные. Вот вам пример из жизни. Отправили меня как-то по молодости в командировку на Дальний Восток. Не одного – вместе с одним коллегой. Мы с ним дружили почти. Искренний, веселый, душевный товарищ. Ехали поездом из Москвы. Неделю в дороге… За пару дней до приезда в поезде кончился чай. Следующая станция, где можно было попробовать купить на вокзале, – только через полдня. Товарищ мой нахмурился, почернел лицом. Сказал, что если он не пьет утром чай, то перестает быть человеком. Можете себе представить? И действительно, он стал угрюмым, раздражительным, ворчливым. Брюзжал непрерывно, чуть что – хамил людям, поливал все и всех вокруг грязью… Я смотрел на него – и не узнавал. Изменилась вся модель его поведения, полностью и мгновенно! Из-за такой мелочи. Понимаете? Через полдня я напоил его наконец чаем, и все наваждение как рукой сняло. Вы можете сказать, что это ерунда, обычное дело, что многим присуща подобная мелочная раздражительность. И вы будете правы. Но не в данном случае. Он плохо кончил, приятель этот мой. Сначала жену со свету сжил, а потом и сам повесился – через пару лет всего после нашей с ним поездки. Пещера ужасов, населенная демонами… Так-то.
Профессор говорил страшные вещи, но суть сказанного им неприятно контрастировала с охватившим его непонятным радостным воодушевлением, возраставшим с каждой минутой. В какой-то момент Наталье Сергеевне подумалось, что она, быть может, единственная его покорная слушательница.