Самая страшная книга 2017

– Через плечо! Заигрался ты через край, вот че! Маски эти, доски из полу выбил, газон перекопал на какой-то хрен! Остановиться не можешь?! Хочешь, чтобы Санчес в спортзале на скакалке повесился?

Марат, хоть и был на голову ниже, не отступил. Набычился, как всегда, когда считал себя правым, упрямо стиснул кулаки. Один Костыль, казалось, не замечал сгустившегося напряжения.

– Пацаны, – хмуро выдал он, – а Санчес за забором. Один.

– Твою мать! – Марат выпучил глаза. – Местные!

Он выскочил из комнаты, хлопнув дверью. За ним, грузно топоча, метнулся Костыль. Михей постоял в нерешительности, покрутил в руках кротовью маску. Подбежал к окну, крикнул в распахнутую раму, в душную ночь, рокочущую далеким громом:

– Придурки! Обход через десять минут!

Он хотел еще крикнуть, что не трогал газон и доски не трогал, но от одной только мысли об этом вставали дыбом волосы на руках. Михей помялся еще секунду, матюгнулся в сердцах и сиганул в раскрытое окно.

* * *

На повороте к перекрестку Саньку догнал дождь. Санька не видел разбойничьих туч, что украли звезды, но чувствовал, как их косматые тела трутся друг о друга там, наверху, стряхивая вниз тяжелые латунные капли. Пока еще редкие, они с громкими шлепками расшибались об асфальт.

Боясь опоздать, Санька мчался что есть мочи. В ушах свистел ветер, и пульсировала кровь, легкие шумели, как два прохудившихся насоса. Футболка с червями неприятно липла к голой спине. Влажный аромат парящей, только что вскрытой земли настойчиво лез в ноздри, непрошено вызывая в памяти дедушкины похороны. Тогда тоже моросил дождь и свежая могила пахла так же точь-в-точь.

Санька выскочил в самый центр перекрестка, туда, где две дороги превращались в крест. Рассеянный свет стоящих на углах фонарей заливал мокрый асфальт болезненной желтизной. Мир за пределами этого крохотного пяточка утопал в бархатной южной ночи, без фар, без горящих окон и без звезд.

С отвратительным шлепком футболка упала на асфальт, размоталась скатертью-самобранкой. Санька старательно вытянул углы, очистил от земли, сгреб червей к центру. Сердце колотилось отбойным молотком, и он не сразу понял, что за спиной слышен отчетливый звук шагов. С надеждой и испугом Санька обернулся, но это оказались всего лишь они – те, кто втянул его во все это. Санька злобно, по-песьи оскалился и сжал кулаки. Первым добежал Марат.

– Санчес, Санчес, не дури! – забормотал он, отдуваясь. – Ты башкой думаешь, вообще? Один из лагеря! Ночью! Кто, блин, так делает?!

Марат настороженно стрелял глазами по сторонам. Рассекая мелкий дождик, тупой торпедой подплыл Костыль. Даже не запыхался.

– Ты чего психанул, Санчес?! Ну пошутили, че ты, шуток не понимаешь?!

– Пошутили? – зашипел Санька, пригибаясь. – Пошутили?!

– Ну да! – обрадованный его пониманием, улыбнулся Костыль. – Вангеныч эту тему три года назад придумал, а Михей тебя подколол! Расслабься уже!

В тусклом свете он не видел, как наливались бешенством Санькины глаза. Вперед, примирительно поднимая ладони, выступил Марат:

– Санчес, реально, извини. Миха иногда себя как последняя козлина ведет.

В его тихом голосе Санька услышал неподдельное сожаление. Костыль тоже волновался, хрустел пальцами, не зная, куда их пристроить. Этим двоим было по-настоящему стыдно, да, а вот третьему… третьему…

Третий ворвался на перекресток, сопя как паровоз, прижимая ладони к ноющему боку. Взмокший от дождя и пота, Михей остановился, выставив руку, будто рассекая зарождающуюся ссору.

– Стой! Погоди! Это… уффф… не я!

Кажется, он хотел сказать что-то еще, но с вытянутой руки на Саньку оскалилась черная кротовья голова. Михей сообразил, как подставился, попытался спрятать маску за спину, но сделал только хуже. С криком Санька зарядил ему кулаком в живот, а когда Михей согнулся пополам, добавил коленом в лицо. Получилось красиво, как в кино. Под коленом негромко хрустнуло, Михей упал на спину, лицом в небо. Сломанный нос хлестал кровью.

Марат и Костыль кинулись одновременно, с двух сторон. Первого Санька свалил простейшей подсечкой, а на второго уже не успел. Костыль облапил крепко, стиснул так, что хрустнули позвонки. Санька попытался ударить его головой, но попал в плечо. Руки прижаты к груди, ноги беспомощно болтаются, оставались зубы, зубы, и это не будет по-девчачьи, если зубами…

– Хватит! Успокойся! – бычьим ревом отдавался в перепонках голос Костыля. – Хорош, говорю!

– Убью… суки… – хрипел полузадушенный Санька.

Небесной артиллерией разрывались далекие громовые раскаты. Грохотала кровь в ушах, заглушая крики Костыля. Тиски на груди сжимали бешено подпрыгивающее сердце. В глазах темнело, под напором уродливых лап-ковшей перекатывались, гулко стукаясь друг о друга, тяжелые камни, обваливались пласты жирной почвы, проседал асфальт и везде, везде и всюду пахло разрытой могилой.