Самая страшная книга 2019

– Ты это… – пенсионер пытался подобрать слова, да и вообще сообразить, что он имеет в виду под «это»: опекать пацана, по всей видимости нанюхавшегося клея, ему не хотелось, но сказать что-то требовалось для успокоения совести. Поэтому он бормотал это «что-то», попутно яростно давя на кнопку лифта и надеясь, что тот придет раньше, чем мальчишка, например, разревется и попросит помощи. – Иди домой, а? Поздно уже ж…

Мальчишка наклонил голову набок и неловко дернул рукой.

– Вот-вот, – согласился Виктор Геннадьевич. – Иди-иди.

Мальчишка дернул второй рукой, а потом спустил ногу на ступеньку вниз. Делал он это как-то странно – преувеличенно медленно и мягко, словно вместо костей и мяса пижамные штанишки были набиты ватой.

«Дурачок, что ли?» – мелькнуло в голове у Виктора Геннадьевича. Он не очень хорошо знал всех здешних жильцов – в спальном районе квартиры то и дело шли на съем, так что знакомиться с теми, кто все равно съедет через полгода-год, казалось излишним. Но детей в подъезде было не так уж и много: картавый и шепелявый первоклассник Лешка с пятого этажа, четырнадцатилетняя оторва Лизка, с двумя сережками в левом ухе, с девятого, да еще с полдесятка разнокалиберных карапузов от года до четырех, имена которых он и не собирался запоминать. Хотя, если дурачок… вполне может быть, что родители и прячут его подальше от чужих глаз. А тут вот случайно из квартиры выбрался… Ну где же этот лифт!

Мальчишка стоял, чуть раскачиваясь, словно ему было сложно держать равновесие. Затем – все так же медленно и мягко, как плюшевая игрушка, – он выставил вперед руки и стал приседать.

– Ну вот только насри тут! – угрожающе окликнул его Виктор Геннадьевич. Еще чего не хватало!

Через несколько неудачных – он чуть не скатился кубарем с лестницы – попыток мальчишке удалось встать на четвереньки. Кажется, так он почувствовал себя намного комфортнее. По его спине пробежала какая-то волна, голова затряслась, но на четырех конечностях он держался довольно твердо и даже спустился на несколько ступенек.

Загудел лифт, и перед Виктором Геннадьевичем распахнулись двери. Он облегченно выдохнул и заскочил в него, поспешно нажав кнопку этажа. Старые двери стали натужно, со скрипом закрываться.

– Давай-давай, – заторопил он их. Однако его опасения сбылись: в медленно сужающейся щели показался мальчишка. Он – как и был, на четвереньках – нырнул вперед, пытаясь протиснуться в лифт.

– Э, нет! – на автомате, не успев сообразить, что он делает, Виктор Геннадьевич выставил вперед ботинок. Мальчишка со всего размаху уткнулся в него лицом, не удержался и шлепнулся на зад, нелепо раскинув руки и ноги.

Двери лифта захлопнулись.

– Понарожали придурков, – прошипел сквозь зубы Виктор Геннадьевич и нажал на кнопку своего этажа. – Сдавать в приют таких надо.

Виктор Геннадьевич уже погрузился в сон, когда в квартиру осторожно постучали. Помянув недобрым словом соседей, он лениво влез в тапки, недовольно пошлепал в коридор и заглянул в глазок.

Перед дверью на четвереньках стоял давешний мальчишка. Нелепо выставив зад и подняв вверх лицо, которое в тусклом свете было нездорового белого цвета, как непропеченный блин, толстые щеки обвисли брылями, рот скривился на сторону, по вывернутой нижней губе стекали слюни.

Виктора Геннадьевича передернуло. Мелькнула было мысль открыть дверь и отогнать идиота пинками – но пенсионер опасался его родителей. Если те были готовы прятать выродка дома, а не сдали в больницу, значит, могут и голову свернуть тому, кто их кровиночку обидит. А голова Виктору Геннадьевичу была дорога.

– Пшел вон, – прошипел он и ушел в спальню.

В дверь скреблись еще часа два – может быть, и дольше, но Виктор Геннадьевич включил телевизор погромче и благополучно уснул.

Наутро, выглянув на площадку, он увидел на мягкой обивке двери несколько длинных царапин. В одной из них торчал детский ноготь – удивительно чистый и прозрачный, без капли крови на нем.

Воровато оглядываясь, Виктор Геннадьевич торопливо вытащил ноготь, смыл его в унитаз – и уже час спустя трясся в электричке на дачу.

Пять лет спустя

Олег курил на лестничной площадке, переваривая то, что ему только что за пивом рассказал новый сосед. И ведь риелтор, падла, ни словом не обмолвился, когда втюхивал ему эту квартиру! Комиссию за услуги в размере двух месяцев проживания взять – это всегда пожалуйста, а как рассказать, что в этом доме творилось, так ни-ни!

Он со злостью швырнул окурок на пол и растоптал его. Уберут, не обломятся! Ну как так-то! Ну ладно какие-нибудь убийства по пьяни – это уже привычно, судя по новостям, в каждом доме какая-то бытовуха да совершалась. Но пропажа ребенка? А потом его труп, найденный на площадке у мусоропровода?

– Вып-потрошен-ный! – назидательно подняв палец и заикаясь, сообщил сосед. – Вып-потрошен-ный и выс-сосан-ный! До-су-ха!

По поводу выпотрошенности и высосанности у Олега были большие сомнения, ведь о чем только не повествует народная молва. Тем более после пяти литров пива на двоих. Но мертвый ребенок – это не пырнуть ножом по пьяни. И не наркоманский трупак.