Самая страшная книга 2019

– И раньше снились! Но теперь совсем страшно. А вдруг повторится? А вдруг искать будут у нас?

Никто, однако, к ним не приехал. Через неделю дед съездил в город, купил несколько газет и поискал объявления о пропаже Ярослава Перепелкина. Наткнулся на одну небольшую заметку: «Вышел из дома… был одет в… уехал на встречу на машине… Последний раз его видели…»

Потом еще увидел два объявления, приклеенных на остановках. С фото смотрело лицо Ярослава. Как они встретились с Ленкой? Что он сделал такого, что она его убила? А главное – был ли вообще мотив?

Вопросы посложнее дед старался сам себе не задавать. Боялся, что копнет так, что сойдет с ума. Отгонял назойливые мысли, как мух, и злился, что не наберется храбрости и не спустится в проклятый колодец, не проверит. Ему стало бы спокойнее, если бы на дне среди ила и грязи нашлись бы трупы и сгнивший сверток. Парадоксально – но легче.

Он отогнал машину на задний двор и неторопливо разобрал. В какой-то момент это занятие начало его успокаивать, позволило собраться с мыслями.

В третий раз Ленка приехала через полтора года.

Снова на чужой машине, снова нервная, с синяками и ссадинами на лице. Снова извинялась за долгое молчание, рассказывала о суетливой жизни в городе, которая замотала и не давала приехать погостить.

Снова позвала деда, открыла багажник и показала труп незнакомого мужчины, похожего на Пашку.

– Дай догадаюсь, – сказал дед. – Ты хотела от него уйти, он начал тебя избивать, ты взяла бутылку и разбила ему голову.

– Ножом, – сказала Ленка. – Нож, кухонный. Как раз лежал на столе. Но в целом ты прав.

Февраль выдался морозным, колючим. То и дело срывался снег. Солнце показывалось редко. В густой маслянистой хмари от уличного фонаря дед разглядывал документы мертвого человека из багажника, но уже не запоминал имени и фамилии. На заднем дворе, издалека, задребезжал металлический лист, и тотчас ветер швырнул сухой снег деду в лицо, обжег холодом.

– Есть хочет? – спросил дед у Ленки. Взгляд у нее был стеклянный и чужой.

Та кивнула, пытаясь дрожащими руками воткнуть в угол губ сигарету. Сказала не своим голосом:

– Растет.

– Тащи брезент из сарая, – вздохнул дед.

На крыльце крестилась бабка. Стояла она в старом халате, босиком, седые волосы растрепались.

Дело заняло около часа. Ветер хлестал по щекам, вышибал из глаз холодные слезы. Внутри колодца как будто что-то шевелилось – нетерпеливое, жадное.

Едва тело исчезло в темноте, Ленка направилась в дом, отогреваться. Выпила с бабкой чай, односложно отвечая на короткие вопросы, а потом быстро собралась и уехала.

Дед проводил ее до остановки. Вдвоем они стояли среди разыгравшейся февральской метели, выглядывая в снежной кутерьме блики фар.

– Это ведь был не Пашка, – сказал дед. – И в прошлый раз тоже. Ты знаешь об этом?

– Какой прошлый раз? – спросила Ленка после едва уловимой запинки. – Не было прошлого раза. Ты что-то запутался.

– Ты его убила по-настоящему, Пашку, три с половиной года назад. И еще ребенок у тебя был. Девочка. Не успела родиться. Помнишь?

Ленка не ответила, а только кусала остервенело губы. Капли крови набухали и медленно стекали по влажному подбородку.

– Я не хочу, чтобы ты приезжала, – произнес дед. – Никогда. Ни на чужой машине, ни на своей. Ни с трупом, ни без.

– Она родилась, – сказала Ленка едва слышно. – Светой зовут. Разве ты не помнишь?

– Не говори ерунды. Я сам нес сверток. Вот этими самыми руками. Трясутся теперь. И покалывает под кожей… как будто грызет меня что-то.

– Не буду приезжать, – легко согласилась Ленка.

Подъехал автобус, она забралась в салон, не обернувшись. Дед постоял у дороги, пока автобус не исчез в темноте, и после этого зашагал к дому.

Он примотал один конец веревки к дереву и стал медленно спускаться вниз. В узкой круглой черноте подвывал ветер. На лице оседали и тут же таяли снежинки. Дыхание было горячим, неровным. Дед размышлял, как у него замерзнут пальцы, он разожмет веревку и полетит вниз, к трупам. Или провалится в черноту, не издав ни звука.

Между зубов был зажат старый пластмассовый фонарик на батарейках. Пятно света выхватывало из темноты фрагменты старой кирпичной кладки. Куски ее кое-где покрошились, обнажая комья земли. Торчали корни, нарос сизый губчатый мох, похожий на множество языков.

Дед спустился на метр или два, мир сузился, а сверху в пятаке мелькали снежинки. Звук ветра здесь был приглушенный и тяжелый. В ушах колотилось сердце.

Уперев колено в стену, он высвободил руку, взял фонарик, посветил вниз и ничего не увидел. Стал медленно спускаться дальше. Еще метр, два, а то и все десять. В какой-то момент ощущение времени стерлось. Пятак неба превратился в копеечную монетку. Чернота вокруг сделалась гуще и как будто плотнее. Стены колодца здесь уже были не кирпичные, а земляные. А еще казалось, что колодец делается шире.

Дед попытался еще раз упереться коленом в стену, но не смог – пришлось вытягивать ногу, и то он едва коснулся стенки носком ботинка. Спиной оперся о неровную стену. Снова посветил вниз.