Самая страшная книга 2019

«Умная, сука», – отметил Сохор. Клятва Тенгри нерушима, если не хочешь навлечь на себя сто несчастий и обратиться в полночного духа – огу, вынужденного вечно скитаться среди умертвий и ведьм.

– Клянусь Тенгри, жизнью и душой, тебя и твоих детей я не трону, – смежил веки Сохор. За него это сделает Хулгана.

– Слово вылетело, о господин, – Верея тряхнула колтуном черных волос. – Я проведу тебя в Каш-ан-Рвааг, ты накормишь меня и моих голодных детей. Торопись, господин, нужно выступить прямо сейчас.

– Очир, – позвал Сохор, – собирай воинов.

Очир кивнул и умчался, настегивая коня. Послышались призывные крики. Монголы бросали копаться в нищих пожитках, добивали пленников и прыгали в седла. Деревня догорала в облаке сажи и копоти. Звонко щелкали угли, горький дым в сыром мозглом воздухе стелился к земле, вихрясь вокруг деревьев с опаленными ветками и конских копыт. Лошади осторожно переступали тела. Сколько таких селений было на пути Сохора? Он не считал.

Верея заковыляла вперед, прижимая ребенка к груди. Грязная тряпка, перевязанная через плечо, стала подобием люльки. Сохор одним движением коленей пустил Хуранцэг шагом. Сердце билось размеренно, гулко. Чавкала размытая весенняя жижа, прихваченная тоненьким, хрупким ледком.

Верея свернула с дороги на межу дремлющего снежного поля. По белоснежной целине тянулись стежки лисьих следов. Сохор улыбался. В этих землях так мало открытых пространств. Урусы выгрызают у леса клочки, корчуют пни, сеют зерно и собирают скудные урожаи, живя впроголодь. Рыться в земле – удел слабаков и рабов. Судьба настоящего мужчины – война и охота. Поэтому руситы слабы и беспомощны, скоро всякая память о них рассеется, и только Монгол-улус вечен и нерушим. Теперь не скоро эту землю взрежет борона или плуг. Трава встанет по пояс. Нет картины отраднее сердцу кочевника.

Неровная гряда леса медленно приближалась. Сохор сотни раз бывал на его краю и сотни раз отступал. Лес всегда обманывал, в свисте ветра слышался хохот. Лес приглашал, лес заманивал и звал в никуда. Обещался открыться, но через сотню шагов приводил к стене сомкнувшихся бок о бок столетних стволов, хлюпал трясинами, грозился утопить в толще снегов. Сегодня Сохор хотел победить. Он не доверял этой грязной, оборванной женщине, он не доверял никому, кроме себя, он слишком хорошо знал своих воинов. Законы Чингиза и железная дисциплина делали их лучшими воинами на свете, но при виде крови и золота они обращались в диких зверей. Сохор бросил взгляд за спину. Следом ехал, мерно покачиваясь, нахохленный Хулгана. Глаза шамана были полузакрыты, колокольчики, вплетенные в черную, намазанную салом косу, мелодично позвякивали, прогоняя злых духов. Спокойствие шамана было обманчивым, он жаждал скорее прикоснуться к тайнам и силе, сокрытым в непроходимой, мертвенной чаще.

Послышались молодые звонкие голоса: неунывающие братья Гунжур и Жаргал затянули песню о древних героях и подвигах. Жаргал подыгрывал на сладкозвучном ятаге, имеющем двадцать одну струну.

На краю поля вытаял огромный окатанный камень с высеченной картиной охоты. Худые, длинноногие люди преследовали горбатого зверя с исполинскими, загнутыми кверху рогами. Тропа кончилась, под копытами затрещал смерзшийся наст, откалываясь кусками и сверкая в лучах пригревшего солнца. Вереница всадников спустилась в неглубокий овраг. Застоявшаяся на дне мутная талая вода щетинилась ломким сухим камышом.

Сохор, моргнув, обнаружил вдруг, что лес теперь за спиной. Он недобро уставился на Верею. Что задумала эта шулма? Кружит, играет. Через сотню шагов лес оказался по правую руку, мелкий рябинник сменился березовой рощей, полукольцом уходящей в сторону сгоревшей деревни. Там в небо до сих пор сочились струйки черного дыма. Тянуло сырым деревом и пресным запахом осевших снегов.

Чаща подкралась как волк. Березняк отхлынул, к небу взметнулись громадные, в пару обхватов, ели, склонившие тяжелые мохнатые лапы до самой земли. На опушке Сохор увидел молельное место. Густо стояли вкопанные кресты распятого бога, потемневшие и из свежего дерева. Расшатанными зубами старика торчали осклизлые идолы-охранители, слепыми ликами обращенные в лес. Ветки елок густо унизывали разноцветные ленты. Обрывки ткани вились и хлопали на ветру.

Монголы остановились, песня утихла. Хулгана сполз с коня и засеменил, проваливаясь по колено в снег. Он шел, касаясь идолов и крестов. Остановился у деревьев, потрогал ветви, нашептывая молитву, оборвал с шубы серебряный колокольчик и подвязал среди лент.

– Чего это он? – удивилась Верея.

– Чужих богов надо чтить, – посмотрел на нее свысока Сохор. – Так велит Яса – закон Чингисхана. Иначе чужие боги могут разгневаться и отомстить.

– Урусы жгли чужих богов на кострах, а на святилищах строили церкви, – проворчала Верея. – Вы лучше урусов.

– Мы монголы, – гордо подбоченился Сохор. – Народ, избранный великим Тенгри. Ты обещала показать мне дорогу, шулма.

– Разве ты не видишь ее? – удивилась Верея.

– Смеешься, женщина? – Сохор бросил ладонь на рукоять сабли.