Футболка, джинсы, носки – она сбрасывала одежду. Показалось, будто белье в барабане шевельнулось. Игра света – решила Катя.
Скинув трусики, жалобно затрещавшие на бедрах, Катя осталась в чем мать родила. Она выглядела странно и сексуально.
Последний штришок – резинка с волос – и стеклянная пасть с щелчком захлопнулась.
Захлюпало, будто гигантский рот сквозь соломинку втягивал бурлящий коктейль. Вспыхнули зеленые точки индикаторов.
Катя села на пол, привалилась спиной к стиралке и зажмурилась от удовольствия. Машинка гудела. Стенки мягко вибрировали, запуская в тело теплые волны.
Стиралка разговаривала…
Не было слышно слов, но каким-то образом умиротворяющее гудение проникало в голову, наполняя мысли сладкими, порочными образами.
– Я уже отдохнула, – шепнула Катя, поднимаясь. Она почти не удивилась тому, что общалась со стиральной машиной.
Внезапно истому как ветром сдуло. С той стороны люка на мать смотрел Женечка.
Его голова торчала из тряпичного месива, глаза моргали, губы беззвучно кривились. Он пытался кричать, но грязная вода заливала рот. Ссадина на лбу после ударов о стекло напоминала бабочку с оторванным крылом.
От удушья и вращения глаза сына почти вылезли из орбит. Казалось, в личико кто-то запихнул пару покрытых прожилками куриных яиц.
– Ой господи! Женя! – Катя заколотила в стекло, потянула дверцу, ударила по кнопкам, но с тем же успехом можно было пытаться взломать сейф. Машинка продолжала заниматься тем, для чего была создана, попутно совершая детоубийство.
Катя бросилась к розетке. Вызвав сполох искр, рванула провод. На мгновение жужжание мотора прекратилось.
– Пожалуйста, пусть он будет жив! Пожалуйста… – взмолилась Катя.
Но какой-то частью сознания она понимала несколько вещей.
Во-первых, ее ребенок уже не будет жив. Никогда.
Во-вторых – то, что происходит сейчас и происходило в последние дни, кроме как безумием не назовешь. Но почему-то до сих пор все происходящее казалось ей естественным.
В-третьих, даже после того, как ток перестал поступать, ничего еще не прекратилось… Ничегошеньки.
Соглашаясь, машинка забурчала. Игнорируя отсутствие электричества, возобновился режим интенсивной стирки. Обратный отсчет на электронном табло показывал восемьдесят минут.
Катя упала на колени, разбивая кулаки о стекло. Не помог и молоток из ящика с Сашиными инструментами.
– Женя, Женечка! Не надо! Я прошу. Он же…. Он же маленький, – молила Катя своего стирального идола.
Детское личико превратилось в обмякшую пластилиновую маску. Катя рыдала. В голове набатом гремело: «он же маленький» и «что я скажу Саше?».
Словно прочтя мысли, стиралка ободряюще загудела. В звуке вдруг не стало ничего механического. Возможно, так напело бы мотив песни какое-нибудь инопланетное существо.
– Пожалуйста! – Как в миску, Катя ткнулась лицом в изогнутое стекло и завизжала. Женечкин глаз лопнул. Содержимое смешалось с водой, окрасив ее в розовый.
Машинка жужжала. Так учитель вздыхает, глядя на ученика, умоляющего простить и не говорить родителям о шалости.
Катя не была уверена, правда ли сквозь шум доносятся слова, но тем не менее ответила.
– Сделай! Сделай! Умоляю тебя, сделай!
Катя не понимала.
– Я согласна! Я хочу выбор! Дай мне этот сраный выбор! – Катя чувствовала, что еще чуть-чуть, и ее вырвет от созерцания личика в стиралке.
Потом она лишится чувств.