Разумеется, никто из одноклассников ее не видел и ничего не знал. Антон едва мог спокойно сидеть на месте, его уже не на шутку лихорадило. «Молчи. Мы ничего не знаем». – Такую записку передал ему Игнат под партой. И Антон молчал. Присутствие милиционера погрузило его в какой-то ошалелый ужас. Сразу представилось, как этот милиционер приходит домой, разговаривает с родителями… Антон отчетливо увидел мамино испуганное лицо. Нет, нет. Антон молчал и даже сумел сохранить самообладание, так что милиционер ничего не заподозрил, когда стал опрашивать ребят по очереди.
После школы Антон едва дошел домой, у него просто ноги подгибались. Почти вся суббота. Все воскресенье. Понедельник. Сколько люди могут выжить без воды? Трое-четверо суток? Неделю? Антон не помнил. Он попробовал поискать в энциклопедии и заметил, что у него трясутся руки. Раз-два-три. Что они с Игнатом, собственно говоря, наделали?
Ближе к вечеру он пошел к Игнату. По телефону решил не звонить. Папа однажды рассказывал, что телефоны всегда прослушиваются.
– Игнат, надо поговорить, – тихо начал Антон в прихожей. – Давай сейчас пойдем и освободим ее. – Больше они не называли Сашу по имени, и лохушкой тоже не называли, только «она». – Ну это уже реально серьезно. Она ведь там умереть может.
– И как ты это представляешь? – спросил Игнат, снова включая свой невыносимый взрослый тон. – Мы приходим и вытаскиваем ее? Она там уже наверняка без сознания лежит. И чего мы скажем охраннику, который там на входе всегда торчит? Извините, мы тут одноклассницу на пару дней забыли? А щас решили забрать? Да нас в ментовку сразу укатают! Ты хочешь в ментовку? Я – нет!
– Игнат, ну ведь это же убийство! – отчаянно прошептал Антон.
– Если мы будем молчать, никто не узнает, – отрезал Игнат.
– Слушай, если ты сейчас не пойдешь со мной, я… ну не знаю… я сам в милицию пойду!
– Если что-нибудь вякнешь про меня – я тебя убью, – сказал Игнат, и каждое из этих слов ощущалось будто свинцовая затрещина.
– А я думал, мы друзья, – пробормотал Антон.
– Я не дружу с лохами и трусами. Если скажешь хоть кому – я тебя точно убью.
Антон смотрел на широкие темные брови Игната, на его крепкие плечи, и почему-то ничуть не сомневался в том, что сказанное – не пустые слова. Тощий белобрысый Антон был ниже Игната и слабее. Он не победил бы даже в обычной драке.
– Чего вы там шушукаетесь? – В прихожую заглянула мать Игната, фигуристая домохозяйка в коротком розовом халате.
– Ничего, – ответил Антон будто во сне. – Мне пора. До свидания.
И, не глядя больше на Игната, молча вышел.
Он долго не мог решиться. Ни за ужином, ни после ужина. Он чувствовал себя зомби – да, вот именно, самое правильное определение. Раньше Антон не понимал фильмов про живых мертвецов – такие истории всегда казались ему бредом. А теперь он понял, каково это – ты вроде двигаешься, что-то делаешь, но внутри у тебя воняет мертвечиной.
Уже в кровати Антон вспоминал одну историю, которую прочел в старой газете, из тех, что хранились на дачном чердаке, предназначенные для растопки. Там была большая статья про мать, которая держала в шкафу одного из своих трех детей. Самого нелюбимого. Родившегося после изнасилования или что-то такое. Антон даже имя мальчика запомнил – Алешенька. Этот Алешенька жил в шкафу несколько лет, его кормили, но мало, из-за чего мальчик стал похож на обтянутый кожей скелет с раздутым животом. А какал он в трехлитровую банку. Антон почему-то это тоже хорошо запомнил. Статья сопровождалась большими фотографиями – мальчика на больничной кушетке и того самого шкафа, откуда его достали милиционеры. Узкий тесный шкаф. И омерзительная грязная банка.
Алешеньку хотя бы кормили. А каково сидеть в шкафу без еды и воды?..
В конце концов Антон заснул, и ему снились кошмары. Будто он вместо Саши заперт в железном шкафу. Настолько тесном, что не выпрямиться, а сидя – не вытянуть ноги. В кромешной черноте виднелось крохотное оконце – вроде окон в подвале Дома творчества – только совсем маленькое, со спичечный коробок. Через это окошко Антон смотрел, как в подвале одна за другой гаснут тусклые лампы. И когда последняя погасла, он проснулся.
Наступил вторник. За завтраком Антону кусок в горло не лез. Пошли четвертые сутки. В подвале прохладно. Может, Саша еще жива. Может, лежит без сознания. Четвертые сутки. С каждым часом все меньше шансов найти ее живой. Никогда еще Антон не чувствовал ход времени так отчетливо. Будто он проглотил наручные часы без круглого защитного стекла и острая стрелка каждым движением царапает стенки желудка.
Выйдя из дома, Антон наконец решился. Вместо школы он пошел к Дому творчества. По пути пару раз видел на столбах свежее объявление: «Пропал человек…» и блеклая черно-белая Сашина фотография. Почти незнакомая девчонка. Довольно симпатичная, кстати. Пухлогубая, курносая. Антон вдруг понял, что за все годы, пока учились вместе, он никогда толком не смотрел однокласснице в лицо.