Самая страшная книга 2022

От этой мысли Никита вздрогнул, и благожелательную расслабленность будто ветром сдуло. Вспомнилось, что вокруг чужой, равнодушный город, в котором нет вообще никого близкого. Даже вагонной толпы, с которой успел сродниться за трое суток. Оглянулся по сторонам, уже без улыбки, и оказалось вдруг, что стоит как раз перед нужным домом. Нырнул в тяжелые двери поспешно, будто парусник в гавань.

– Вы к кому, товарищ? А-а, это вам на второй этаж.

Широкая лестница, по каким раньше поднимались состоятельные господа, – ковровую дорожку отсюда убрали, но перила все так же сияют лаком. Коридор, очень много кумача и плакатов.

– Сербиянов нужен? Он на выезде, завтра будет. По какому, говоришь, вопросу? А-а, ну это в пятый кабинет.

В пятом кабинете с Никитой крепко, по-братски обнялись, познакомились, приняли дары, изучили опять документ за Ивановой подписью.

– С харчами негусто, здесь не Кубань, но горячих щей тебе найдем. Как перекусишь, ступай-ка в актовый зал, там у нас нынче выступают товарищи из ВКП (б) с разъяснением линии партии. Для вас, молодых, архиполезный опыт!

Еще через час Никита, ошалелый от суеты, разговоров и новых лиц, сидел в помещении с высоченными потолками и с колоннами даже. Разглядывал людей в президиуме. Обычных, с обычными лицами, не подумаешь, что большое начальство. Люди по очереди выходили к трибуне и сразу начинали рассказывать – словами тоже простыми, но так понятно, красиво и четко, что заслушаешься. Об этом, наверное, говорил Иван, когда…

– Товарищ Коцюба! – объявили очередного докладчика, и Никита икнул, будто ему врезали под ребра. Смотрел, не веря глазам, на худого высокого человека, поднявшегося к трибуне прямо из зала. Вместо казачьей формы – простая толстовка и штаны с сапогами, голова обрита налысо, а щетина превратилась в рыжую бороду. Что не изменилось – так это взгляд. Немигающий, долгий, змеиный.

– Здравствуйте, дорогие мои! – сказал Фрол, и улыбнулся одними губами, как ТОГДА. – Вы меня не знаете, но московским партийным товарищам я дюже надоел, вот и решили сунуть вам на растерзание!

Зал отозвался дружелюбным смехом, даже люди в президиуме заулыбались, хоть и сдержанно.

– Может, кому и вовсе не понравлюсь, только сам я из казаков. Простой станичник, бедняк. У всех у нас были мозги запудрены проклятым царизмом, многие так и сгинули на неправой стороне, но меня, товарищи, вовремя осенило. Попались на пути хорошие люди, разъяснили про Маркса, а дальше сам! – Улыбка Фрола сделалась шире, взгляд скользнул по лицам и на Никите не задержался.

– Поначалу, не скрою, всякое было. Аукалось мне, братцы, мое происхождение не раз и не два. Приходилось делом доказывать, что не контра, что можно мне доверять, но Советская власть – она ведь не зря от корней народных! Мудрая и зоркая, потому стою теперь перед вами и доверена мне честь рассказать, как там, на юге, дела обстоят!

Никиту будто приморозило. Хотелось орать, чтобы весь зал рванулся к трибуне, заломал, скрутил, покарал веселой и храброй мощью… очень хотелось! Ледяная корка мешала. Откроешь рот – и все вдруг увидят как на экране кинематографа: обрыв, развесистое дерево, дядьку Мокея, пятно на штанах.

Может, обознался-таки?!

Разве способен кровавый убийца стоять сейчас перед всеми, улыбаться открыто и обаятельно, а его, Никиту, не замечать?! И полный зал комсомольцев, многие с боевым опытом – разве могут не видеть врага за этой улыбкой?!

– Вот и все, дорогие мои! – влетела в уши последняя фраза, и Никита наконец очнулся. Сколько времени прошло – час, полчаса, минута? Летаргический сон, будто в рассказах Эдгара По, где хоронят живьем. Высокий худой человек сошел с трибуны обратно в зал, на Никиту и сейчас не глянул. Сообщить о нем прямиком в ЧК? А поверят ли?!

– Вдруг не он? – прошептал Никита, когда объявили наконец перерыв и толпа из зала подалась к выходу. Кто-то ораторским голосом приглашал к раздаче кипятка и сахарина, кто-то выкликал земляков, просил махорки, стыдил за кулацкую жадность и буржуйскую несознательность. Гости из президиума вышли первыми, а «товарищ Коцюба» вообще потерялся. Углядел его Никита почти случайно, через окно. Недавний оратор курил с комсомольцами у крыльца, рассказывал что-то, махал руками, а молодежь глядела на него с восторгом. Может, выйти туда и спросить табачку со всей наглостью – заодно вблизи разглядеть?! При всех не кинется, а если это все-таки не он…

Слишком долго решался – народ докурил и двинул обратно в здание. Все, кроме Фрола. Никита как раз успел выскочить, чтобы увидеть вдали знакомую толстовку. Сам не понял, зачем направился следом, – или понял, но побоялся себе признаться. В ближайшей подворотне оглянулся воровато, переложил охотничий нож из сумки в пиджак, за пазуху. Поближе. К шашке за месяцы так и не привык, таскал на себе лишним грузом, а ножевая рукоять придала вдруг уверенности. Заменила сейчас и надежный зонт, и канат. Снова один, снова сам за себя!