Осень 1988-го, наш седьмой класс. Первая четверть, вторая смена, уроки с обеда и до вечера, после которых совсем не тянуло домой. Во дворы лишний раз не совались – там можно было встретить Колю Медяка и словить проблемы на ровном месте, – бродили освещенными улицами. В пропахшем прелой листвой полумраке, от фонаря до фонаря, болтая обо всем подряд. Саня, вечно лохматый, растрепанный, в лыжной шапке «петушок». Высокий, солидный Марик в модной «аляске». Я сам – в обычной болоньевой куртке «немарких» тонов, главный выдумщик нашей странной компании. Обо всем подряд: о музоне, о спорте, о космосе, о новинках видеосалонов, о продолжении гамильтоновских «Звездных королей» в последнем номере журнала «Техника – молодежи». О Ленке Кириллиной из седьмого «В», самой красивой девчонке во всей параллели. О большой общешкольной дискотеке, которая будет в декабре и которую наш прогрессивный директор уже одобрил.
Про маньяков и детей говорили тоже, чуть понижая голос, – от самой этой темы веяло первобытной, но сладкой жутью. Нас,
Забыл сказать, что в семье я считался последней и единственной надеждой, такая уж миссия выпала. Компенсацией за старшую сестру Викторию – она же Вика-Ежевика, – твердо решившую стать семейным «анфан террибль». Затянувшийся подростковый бунт, это я уже тогда понимал. Прическа «взрыв на макаронной фабрике», вампирский траурный макияж и готовность послать всех подряд на три буквы. Эти вызовы Викуля сочетала с учебой в десятом классе и клялась той осенью родителям, что непременно залетит. От Коли Медяка. Так и явится на выпуск с полноразмерным пузом. Мама-врач на это отвечала циничной усмешкой, зато отец неизменно приходил в бешенство. Он у нас был общественником, даже дома любил поговорить о перестройке, ускорении и нравственности… Впрочем, я отвлекся.
Наш район в те годы числился окраиной: стадо панельных многоэтажек, прижатое городом к междугородней трассе, будто к бурной реке. За трассой до самого горизонта раскинулась степь, почти не освоенная цивилизацией. Квартиры у нас раздавали преимущественно работягам, переселенцам из заводских бараков, поэтому атмосфера здесь сложилась простая и душевная. Типичным ее выразителем был Коля Медяк. Гроза района – на своем, разумеется, возрастном уровне. По малолетству «тряс монету» с других детишек, потом участвовал в драках «толпа на толпу», прославившись крепким кулаком и лютостью. После восьмого класса ушел в «фазанку» – в ПТУ, то бишь, – но любил вечерами болтаться возле родимой школы, нагоняя жути на малышей, ровесников, да и на старших тоже. С таким вот чудовищем связалась зачем-то моя сестра, хотя мне от их дружбы бонусов не перепадало. Как и моим друзьям. Ни покровительства перед чужими, ни даже банального иммунитета от Медяковых кулаков. Мы подсчитывали месяцы до ухода Коли в армию, а пока что старались лишний раз с ним не встречаться. Простейшее правило выживания, если ты еще далек от вершины уличной пищевой цепочки.
Под занавес долгого вступления скажу пару слов о школе, без этого никак. Нам она виделась тюрягой, как всем нормальным детям, хотя по факту была отличной, просторной и светлой. С хорошими учителями. Трудовик, вопреки фольклорным традициям, на стакане не сидел, а физрук был и вовсе образцовым – мастер спорта по легкой атлетике, призер всяких разных соревнований. Объект тайной зависти парней и не менее тайной влюбленности девчонок. Третьим мужчиной на всю нашу школу, не считая хозработников, был директор, а прочий учительский коллектив, по традиции, составляли дамы. Разного возраста, но старой закалки, слегка подточенной переменами. Той осенью перестроечная вольница дошла и до нас: в школе создали дискуссионный клуб и почти готовы были к перевыборам директора, но вовремя угомонились. Для советской реальности такое было бы чересчур.
Нас это все почти не касалось. В нас играли гормоны, и Ленка Кириллина лично меня занимала гораздо больше, чем экономика и политика, вместе взятые.
Осень брала свое, листья сыпались, вечерами темнело все раньше. Очень скоро мне предстояло получить сокрушительных звездюлей и впервые увидеть Червебородого.