Кроме Евгения, в экспедицию ехали еще трое энтомологов. Виталий Дмитриевич, он же Дмитрич, был сотрудником той же лаборатории – вроде самого Евгения, если прибавить тому еще лет пятнадцать, тоже маленький, но еще более нелепый, головастый как игрушка, все теплые выходные проводивший в поле с сачком. От столичного института были: рыхлый, потный, заикающийся парень Гоша и начальница экспедиции – коренастая мужеподобная Жанна, неопределенного возраста, некрасивая, угрюмая и нарочито, вызывающе неженственная.
Перед отъездом Евгений состриг в парикмахерской почти под ноль жиденькие свои кудри, с мрачным удовлетворением заметив, что на макушке и впрямь намечается ранняя лысина. Стрижка даже пошла на пользу его внешности и самооценке – лицо стало резче, серьезнее. К тому же экспедиция словно бы придала ему веса в собственных глазах – он наблюдал за окружающими спокойно и пристально. И не мог отделаться от мысли, что в науку зачастую прячутся люди самые неприспособленные к жизни – эволюционный тупик, человеческий неликвид. Плохо социализированные, патологически безденежные. Особи, не способные на свободный полет, те, чьи крылья так и не расправились до конца. Бывают ли вообще в реальности импозантные кинематографические ученые, что расхаживают в белых халатах по шикарным лабораториям?.. И все росло, росло в душе злое желание что-то изменить в своей жизни – радикально и навсегда.
До Барнаула ехали поездом, в одном купе. Евгений основательно подготовился к экспедиции, изучил все свидетельства очевидцев – таковых, впрочем, было мало, в основном статейки в желтой прессе про «алтайских вампиров» – и поднял все легенды местных народов, в которых хоть как-то упоминались бабочки. Почти ничего интересного, впрочем, не нашел, кроме нескольких интригующих фото: схематичное изображение бабочек на древних алтайских петроглифах. Он хотел было обсудить это с коллегами, но Жанна оказалась до странности мрачна и неразговорчива, а Гоша спал почти всю дорогу на верхней полке, да и толку от него как от собеседника было немного: заика каждое слово брал приступом. Только Дмитрич без конца пил чай из граненого стакана с подстаканником, обязательного атрибута дальних поездок, и все вспоминал, как мальчишкой ловил жуков в деревне и собирал свою первую коллекцию. По настойчивости, с какой он обращался к детским воспоминаниям, складывалось впечатление, что подлинная жизнь Дмитрича закончилась, когда он перестал быть ребенком, а дальше пошло что-то другое, просто существование. И Евгению снова вспомнились несчастные тропические бабочки с комочками крыльев.
Люди, не достигшие состояния имаго. Или достигшие, но не расправившие крылья. Вот кто собрался в этом купе.
Ночью в тряском вагоне Евгению приснилась огромная куколка. Он, по правде сказать, напрочь забыл про эту дурацкую, явно фейковую фотографию, но во сне куколка оказалась настоящей, и кто-то шевелился внутри нее, стремясь выбраться на свободу. Куколка разломилась – Евгений вздрогнул и проснулся.
От Барнаула ехали на автобусе до Горно-Алтайска, там экспедицию ждала машина. Дальше, до последнего населенного пункта на пути, села́ Тюнгур, группу вез на джипе русский водитель. Он лишь посмеялся, когда Евгений попытался расспросить его про бабочек-вампиров, и ответил: «А еще на Белуху приземляется НЛО. Вы, что ли, из этих, которые типа Шамбалу на Белухе ищут? А мне сказали, что вы энтомологи». Настроение у всех в группе мигом испортилось, в том числе у Евгения – хотя он-то видел огромные крылья, которые никак не могли быть подделкой.
Тюнгур оказался обычным преимущественно русским селением с серыми покосившимися заборами и ржавыми драндулетами-вездеходами. Необычной для Евгения была местность кругом – высокие, будто с картинки, горы и нездешняя, вышняя, сияющая белизна Катунского хребта, видневшегося за стекающей как раз с него рекой Катунь. От Тюнгура дальше, туда, где уже не было сёл – сначала турбазы, затем только леса и горы, – группу ранним утром повез шофер-алтаец на «шишиге», машине ГАЗ-66, единственном колесном транспорте, который мог преодолеть здешние разбитые дороги. Путь лежал туда, где, по свидетельству незадачливых туристов, те столкнулись с неведомыми бабочками – а произошло это в окрестностях заброшенной турбазы, неподалеку от бурной реки Аккем, истекающей из ледяного Аккемского озера у подножия величественной Белухи.
Мимо тянулись лиственничные и кедровые леса с вкраплениями берез. Между деревьями виднелись горы – пока еще не самые высокие, до вершин поросшие лесом, но крутые, со шлейфами воздушно-синих теней в долинах. По обочинам рос шиповник, усеянный крупными, еще зелеными ягодами. Изредка попадались алтайцы верхом на лошадях. Солнце светило как-то особенно ярко, словно в этих краях находилось ближе к земле.
– Вы слышали что-нибудь про больших бабочек, пьющих кровь? – спросил Евгений у шофера-алтайца во время одной из остановок – шофер заодно развозил кое-какой груз по местным турбазам, новеньким, недавно построенным.