С детства я привык убегать в лес и там наблюдать за жизнью животных. Я чурался общества людей независимо от их возраста и социального положения. Куда больший интерес представляли для меня птицы, рыбы и прочая живность. Должно быть, я рос мизантропом.
Единственный, кого я выделял среди своего окружения, – Парамошка, кривой от рождения, тощий как жердь мужик, служивший в имении отца лесничим. Именно он научил меня ставить силки и вообще заниматься трапперством. Свои трофеи я относил на кухню, где они поступали в распоряжение повара Игната. Не знаю, что он с ними делал. Судьба попавшихся в мои ловушки животных никогда меня не интересовала.
В конце концов отец купил мне охотничье ружье. Изготовленное фабрикой И.Ф. Петрова с ремингтоновской сверловкой и стволами ленточного дамаска, замком укороченного типа и ореховым ложем пистолетного типа, оно лишь немного уступало размерами взрослому образцу, оставаясь при этом его точной копией.
Я стрелял белок, зайцев и глухарей. Мог часами гулять по лесу, выслеживая или сидя в засаде. Думаю, уже тогда я развил в себе определенную меткость.
К сожалению, мое увлечение охотой не нашло понимания у учителя французского языка, нанятого отцом. Его звали мсье Бюжо, и ему было, наверное, лет тридцать или сорок. Когда тебе четырнадцать, трудно объективно судить о возрасте взрослых. Этот заносчивый француз мнил, будто находится в имении на особом положении, и позволял себе порой драть меня за ухо. Впрочем, это я бы стерпел, но однажды кое-что произошло. Я в очередной раз опоздал на занятие, что по какой-то причине страшно выводило Бюжо из себя. Поэтому, когда я явился на четверть часа позже положенного времени, он подошел ко мне, вопреки обыкновению молча, и секунд десять пристально смотрел мне в глаза – уж не знаю, быть может, ища признаки раскаяния. Затем взял поставленное мною в угол ружье и переломил его ударом об стол. Помню, я был поражен. Хотелось кинуться на Бюжо и придушить там же, в классной комнате. Однако я сдержался. Уроки Парамошки не прошли даром: я умел быть терпеливым.
Француз недолго пробыл у нас после этого случая. Он любил по субботам приложиться к вину, и спустя пару недель, спускаясь по лестнице, оступился и полетел кувырком, попутно сломав себе шею.
Поскольку я уже вышел из детского возраста, отец не стал искать учителю замену и вскоре отправил меня в полк, где и началась моя военная карьера. Я служил ровно, ничем не выделяясь и плохо сходясь с другими офицерами. Полагаю, они находили мой нрав холодным. Им же казалось, что военный должен быть непременно горяч. Когда началась война, большинство из них поплатились за эти представления. Я же остался жив и даже, служа в артиллерии, был представлен к наградам. Едва получив звание майора (за атаку, предпринятую нашими орудиями и обеспечившую прорыв русских войск), я был досадно ранен и отправлен в госпиталь. Пока врачи занимались моим здоровьем, война закончилась. Отец приобрел для меня небольшой дом в Петербурге, куда я и перебрался.
Служба вскоре наскучила мне. Ее однообразие тяготило меня – особенно после опасностей войны. То, что я всегда старался совершать поступки обдуманно, не означает, что я не испытывал острого удовольствия, чувствуя, как смерть проносится мимо. Я все чаще ездил на охоту, предпочитая бить крупного и опасного зверя, в то время как многие мои сослуживцы довольствовались стрельбой по уткам и глухарям да травили лис. Однако я чувствовал, что нуждаюсь в чем-то особенном.
В конце концов, поскольку доктор посоветовал мне сменить на время климат и подлечить рану, полученную во время войны с турками, я взял отпуск и отправился в Индию, надеясь не только поправить здоровье, но и усовершенствовать свои навыки охоты на крупного зверя. При мне были три ружья разного калибра (двуствольный штуцер 500-го калибра для охоты на крупного зверя, стойкого к ранам, винтовка 275-го калибра, чтобы стрелять дичь и мелкий рогатый скот, а также винтовка 450-го калибра, из которой можно уложить леопарда, но которую не так тяжело носить, как штуцер, – это становится важно при длительных переходах или если охота затягивается на несколько дней), запас патронов с бездымным порохом, немного личных вещей и крупная сумма денег, которой, по моим расчетам, должно было хватить на полгода – именно столько я намеревался провести в Индии, выслеживая и убивая тигров и леопардов. Мне хотелось привезти домой богатые трофеи и испытать себя. Разумеется, у меня имелся опыт охоты, в том числе на кабанов и медведей, но я был уверен, что отстрел крупных хищников подарит мне совершенно новые ощущения.