Самая темная страсть (ЛП)

Внезапно он услышал птиц, щебечущих за окном, ветер танцевал в листьях деревьев, которые окружали крепость.

Он мог даже расслышать своих друзей в комнатах сверху и снизу от его, обсуждающих что делать со Скарлет, с Ловцами и причитающих о его болезни.

А его нос…

Он глубоко вдохнул, поймав запах коры, росы на листьях, потом запах лимонного мыла Сабина, лосьон после бритья Париса и его личный любимый запах…

запах дикого неба.

Оливия.

Оливия была здесь с ним.

Возможно поэтому Гнев мурлыкал так довольно.

Аэрон с любопытством приоткрыл глаза, и немедленно пожалел об этом.

Там много света.

Свет лился из лампочки на потолке, из ванной.

Стены его комнаты, которые как он думал когда-то были светло-серебряные с выкрашенными камнями, мерцали так, словно каким-то образом поймали радугу.

— Ты жив, — сказала Оливия с явным облегчением.

Что-то не так с ее голосом, думал он, пытаясь найти ее глазами.

Он все еще прекрасен, даже больше, поскольку теперь он мог различить нюансы — тихий, чувственный — но все же что-то не так.

Она сидела на краю его постели, глядя на него небесно-голубыми глазами.

Ее темные спутанные волосы обрамляли тонкие черты лица.

Белая мантия, которую он заставлял когда-то надевать ее, все еще окутывала ее, чистая и несмятая.

Ее кожа была…

У него перехватило дыхание.

Прекрасная.

Это было единственное слово, которое могло описать ее кожу.

Потрясающая.

Нет, не единственное слово.

"Безупречная" тоже подойдет.

Он мог смотреть на нее часами, днями.

Вечно.

Она была чистой, белоснежной.

Он хотел прикоснуться к ней.

Почувствовать какая она мягкая.

Какой теплой она была.

Хотел бы знать, что она цела и здорова, и избежала ранений.

Избежала.

Это слово причиняло ему боль.

Он вспомнил, что они были внутри склепа, и он был подстрелен.

Он принес Ночные Кошмары на кладбище, упал там на колени, в ожидании своих друзей, но он не помнил, что было дальше.

Он сжал в кулак простынь.

Сначала ответы, потом он позволит себе одно, единственное прикосновение.

Единственное?

Сосредоточься.

— Что случилось? — Странно.

Не только голос Оливии изменился.

Его голос никогда не звучал так спокойно и сильно.

Она слабо улыбнулась ему.

— Мы думали, что потеряли тебя.

Тебя ранили, а в пуле был яд для бессмертного, медленно убивающий тебя.

Да, это имело смысл.

Пули никогда так не влияли на него, но эта невыносимо ослабила его.

— Как мы добрались сюда?

— Парис и Уильям приехали и забрали нас.

— Проблем не было?

— С Ловцами? — она покачала головой, и волосы разметались по ее плечам.

— Ни одной.

Мы даже забрали Джилли на обратном пути, но мы и там не столкнулись с ними.

Хотя это был только вопрос времени.

Так близко как они назодились сейчас и с благослением совего одержимого демоном, они нападут достаточно скорою.

— Как Парис?

— Он в порядке, сильный и может теперь позаботиться о себе сам.

Или он обманывал, чтобы все думали именно так.

Парис отлично прятал свои действитя, или бездействие, за шуточками и улыбкой.

Скорей всего он напивался амброзии и пренебрегал потребностями своего тела.

— Я не буду говорить это! — внезапно сказала Оливия.

Аэрон нахмурился.

— Говорить что?

— Извини.

Ее плечи поникли.

— Голос вернулся, и говорит мне сделать всякие вещи с твоим телом.

Я назвала его Соблазн, и я вполне уверена, что он — демон.

Демон? Такого он не знал, а это могло означать, что кто-то из списка скрывался в городе.

Но почему соблазняют Оливию? И именно всякого рода сексуальными мыслями? Какой бы ни была причина, он не будет это поощрять.

Наказать, сказал Гнев.

Аэрон был рад, что демон тоже поправился.

И да.

Он хочет наказать, тех кто причинил им вред.

Он просто должен…

— О, нет, — сказала Оливия, покачав своей прелестной головой.

— Я могу прочесть мысли, по твоему выражению глаз.

Мы разберемся с демоном позже.

Он всего лишь раздражает.

А сейчас, я больше тревожусь о тебе.

Нежная, милая Оливия.

Ее защита, он не думал что когда то она потребуется.

Он никогда не думал что ее захочет.

Но он отчаянно желал ее.

Определенно нуждался.

И тем не менее, он должен убедить ее вернуться на небеса.

И… надолго ли?

Он посмотрел на окно, где раздвинутые шторы обрамляли убывающую луну.

— Как долго я спал?

— Большую часть дня и ночь.

Ты все еще голый, если ты этого не заметил.

Краска залила ее щеки.

— Сейчас это не самое важное.

Большую часть дня и ночь.

Это означало, что скоро настанет утро.

Это означало, что остается восемь дней, чтобы убедить Оливию вернуться домой.

Восемь дней, чтобы спасти себя и Легион.

Восемь дней сопративления ей.

Он не сдастся.

Теперь он понимал, что одних прикосновения теперь будет недостаточно.

Он захочет большего.

У него будет больше.

Больше, эхом отозвался Гнев.

Да, больше.

Он не будет останавливать себя.

Не в этот раз.

Эгоистично с его стороны, да, но он будет эгоистом.

Он мог умереть там.

Умереть без предупреждения.

Не узнав, каково это утонуть в ней, чувствовать как она сжимается вокруг его члена, царапает его спину, задыхаясь произносит его имя.

Если бы он узнал, он бы перестал интересоваться, перестал страстно желать.

Он продолжит жить дальше, прежней жизнью.

И она наконец получит свое веселье.

Она сможет удовлетворенной отправиться домой.