Самая высокая лестница (сборник)

Окончив школу, Виктор отправился в Ташкент — в Институт зоологии и паразитологии Академии наук Узбекской ССР. Теперь его работа становится более сложной и опасной. Он участвует в трудных и опасных экспедициях. Он отлавливает ядовитых змей. Каждый его день становится опасным, рискованным. Ради чего Виктор идёт на это? Ради мечты! Несколько раз змеи кусали его. Может быть, пора бросить это опасное занятие? Но в письме к матери Виктор пишет: «После укуса змеи все думали, что я перестану заниматься этой охотой, но я ещё только сильнее убедился в том, что стану ловцом ядовитых змей».

Он погиб на посту. От смертельного укуса кобры. В лаборатории, во время опыта. Специальным самолётом доставили из Индии сыворотку. Но было поздно…

Гибель юноши Виктора Золотухина стоит в одном ряду с гибелью учёных, которые ради науки, а вернее, ради людей прививали себе смертельные болезни и до последнего дыхания вели записи…

Я рассказываю об этих ребятах, непридуманных ребятах, для того, чтобы вы, дорогие читатели, знали, куда уходят корни этой книги. Обо всех героях я ещё не написал. Перед многими ещё в долгу. Но они живут в моём сердце. Они ждут своего часа. Ради них я живу и работаю. Ради них и ради вас, потому что героем может стать каждый человек, который по-настоящему любит свою Родину.

Я не видел его когтей, потому что он никогда не выпускал их. Но рассказывали, что каждый коготь у него, как кривой нож. А клыки я видел, когда он зевал. Не так уж они велики. Зато на лбу у него, на высоком светлом лбу, тёмные конопушки. Такие домашние, располагающие. Как у рыжего мальчишки по весне. Главное же у моего друга — глаза. Большие, умные, проницательные. Когда я видел их, то сразу забывал о клыках и когтях. Глаза смотрели на меня то вопросительно, то строго. Они радовались и печалились, удерживали, не отпускали… Из-за этих глаз я теперь не могу представить себе Кинга зверем.

Он был берберийским львом — самым редким, самым крупным, самым красивым. Слово «зверь» не подходило к нему. Казалось, его род берёт начало от сказочных грифонов. Кинг не был ни укрощённым, ни дрессированным, ни ручным. Он был домашним, очеловеченным, а в семье Берберовых — младшим по возрасту. Младше маленького Ромки. И вместе с тем привязанность к людям не лишала его чувства собственного достоинства. Его нельзя было позвать, как собаку, и запросто погладить, как кошку. Лев оставался львом. Он не терпел панибратства. Но никогда не огрызался, просто поворачивался и уходил, если ему что-то не нравилось. Весь его величественный облик устанавливал определённую дистанцию между ним и гостем. Только по мере зарождения дружбы эта дистанция уменьшалась. И наконец пропадала. В последний раз я уже кормил льва с руки. Это были счастливые минуты. Я ждал их несколько лет.

Обыватели усмехались: «Лев? В квартире? Зачем? А если все заведут львов, что тогда будет?» Напрасно волновались. Никто больше не завёл. Нет в мире ни одного льва, который живёт в городе под одной крышей с человеком. И которому человек доверил бы самое дорогое — своих детей.

Неизвестно, как сложилась бы судьба львёнка, если бы у Берберовых неожиданно не появилось множество единомышленников, добровольных помощников, друзей. Люди разных возрастов, разных профессий потянулись к Кингу, загорелись идеей спасти его, сделать другом.

Некоторые люди связывают любовь к животным с сентиментальностью, с ущербностью, с чудачеством. Я же связываю любовь к нашим меньшим братьям с мужеством. У мужества есть две стороны — либо жестокость, либо гуманизм. Я слышал, как наши солдаты под Кенигсбергом нашли раненого, умирающего бегемота. Покидая город, фашисты расстреливали питомцев зоологического парка. Раненый бегемот сумел уйти из города. Советские воины залечили ему раны, выходили. Определили в зоологический сад. Они не были ни чудаками, ни сентиментальными. Просто в сердце советского солдата мужество и гуманизм неразрывны.

Кинг спал в одной комнате с детьми Берберовых. Комната маленькая, но высокая. Льву устроили антресоли. Он поднимался туда по лестнице. Там было его логово, похожее на гнездо.

Кинг понимал много человеческих слов, по крайней мере не меньше любого домашнего животного. Но были в семье Берберовых и особые слова, понятные только Кингу. Вот несколько слов из русско-львиного словаря: «ат» — «нельзя», «ассарафа» — «категорически нельзя», «тис-тис» — «осторожно», «фыс-фыс» — «не играй с чужим дядей, он боится». Было у него много ласкательных имён: Кингуля, Тосик, Симба, Мальчик… Он тёрся о колени близких, лизал руку большим шершавым языком. Был на редкость ласковым и внимательным. В семье Берберовых, где так трогательно любят детей, хватило любви и на льва.

А перед этим Кинг побывал у меня в гостях, на Красной Пахре. Мы ходили с ним в гости к пионерам, и он, вызывая восторг ребят, расхаживал перед ними. Потом Кинг сам принимал гостей, лёжа под дубом возле дома. Ко льву приходили дети, приходили учёные, врачи, государственные деятели, писатели. Именно ко льву!