Самая запретная книга о Второй Мировой. Была ли альтернатива Сталину?

2, 3 мая... первые беженцы оттуда... Какие-то дикие рассказы... Отряд был захвачен врасплох, да еще и староста оказался предателем. Не может быть... Расстрелы, наверное, есть... Но уж очень дикие рассказы... Когда же подойдет бронегруппа? Хорошо, от немцев пришли подводы с патронами и винтовками... «В ружье»!.. Кого только можно, ну и что, что стрелять не умеют — научатся... В бой... Вернулись с потерями... Все без толку...

4, 5, 6 мая все — веду их сам... Бой... Штурм... Опять бой...

7, 8 мая... Раннее утро... Штурм на заре... деревни горят... Но как-то выборочно, не «сплошняком»... Будто подожженные... Ура — «они» бегут... Не ожидали, что буду сам... Боже, что это...

...Боже, Что Это?! ЧТО ЭТО?! Mein Gott — Was 1st Das?! МУЙ БОЖЕ, МАТКА БОСКА - ЦО ТО ЕСТ?!

...С самого начала «Локотьской эпопеи», с самой осени 1941 г., партизаны раз за разом, своими беспрестанными налетами, бесчинствами, убийствами, доводили до предела степень терпения Каминского. Чего стоило одно только нападение на Локоть в первую послерож- дественскую ночь, когда был убит Константин Воскобойник. Причем убит подло, и больше сотни человек убиты или переранены.

...Но Тарасовка и Шемякино были той каплей, которая переполнила его терпение.

В авиации есть такое понятие — «точка возврата». Если самолет, вылетевший с аэродрома, пересечет эту точку, перелетит через нее, он на свой аэродром уже не вернется. Он уже физически не сможет вернуться на свой аэродром — просто топлива не хватит. Самолет, если летчик хочет вернуться именно на свой аэродром, обязательно должен завернуть назад перед достижением «точки возврата», невзирая ни на какие обстоятельства.

Похоже, с этого момента, с Тарасовки и Шемякино, Бронислав Каминский, уже давно готовый к этому, уже давно сам шедший к этому «семимильными шагами», окончательно пересек свою «точку возврата», перешел «свой Рубикон»!

После Тарасовки и Шемякино возврат назад стал уже невозможен!

После Тарасовки и Шемякино Каминский стал другим человеком! «Лучшим», «худшим» — можно судить по-всякому. Вряд ли — лучшим, скорее всего — худшим. Но однозначно другим.

Другим!

...В одной современной песенке есть такие слова: «Это ты меня сделал такой!»

Уместно возразить в ответ на утверждения советских историков о том, что Бронислав Каминский, дескать, — патологически жестокий тип, беспощадный главарь беспощадной банды убийц: «Это ты (Тарасовка и Шемякино) меня сделал таким!»

А еще «внесли свою лепту» долгие годы тюрем и лагерей «ни за что». Точнее, за маму-немку и отца-поляка. За чаяновские мысли о счастье крестьянском. За искренне высказанное когда-то некстати свое мнение относительно коллективизации. За неординарное мышление умного интеллигентного человека. За отсутствие гена «одобрям-с» в крови и в душе. За вынужденные унижения перед толстомордым «кумом» на «зоне». За такое же вынужденное, но не ставшее от этого менее стыдным и срамным грехопадение, «ссучивание» и превращение в «сексота «Ультрамарина». Пусть дальше этого дела не пошли. Дела не пошли, а падение было. Бумажки подлые, пусть и содержащие всякую чепуху, но подписанные «сексотом «Ультрамарин», были.

А еще были «волчий паспорт» и «поражение в правах» после выхода «на волю» из этих лагерей. Еженедельные тайные стыдные вызовы после окончания работы к тупому, напыщенному и самодовольному районному эмгэбэшному «оперу». В его пыльный кабинет, освещаемый подслеповатой лампочкой без абажура, словно висельник, свисающей с потолка на одиноком электрошнуре. С наводящей тоску грубой, покрашенной коричневой масляной краской казенной мебелью. И яркой лампой на столе, свет которой «опер» то и дело по уже ставшей автоматической привычке направлял ему прямо'в лицо. Тупые ментовские угрозы и самодовольное «тыканье», перемежающиеся сытыми, ленивыми, утробными, унизительными ругательствами. Позорное саднящее клеймо на душе, постоянно жгущее и выматывающее ее больнее любого ожога.

...Один из руководителей НТС, ярый антисоветчик Роман Николаевич Редлих, работавший по заданию НТС в РГО «ЛОС», неоднократно встречавшийся и общавшийся с Брониславом Каминским в последний период его жизни — в сорок третьем и сорок четвертом годах, в своих воспоминаниях написал о нем так.; «..Инженер-химик по профессии, зэк по воспитанию и отношению к советской власти„ Был он человек волевой, властный, командный, обращавшийся к любым средствам и приемам, в которых был воспитан и научен за проволокой. И с такой же психологией. Он стоял на позициях: все равно с кем, хоть с чертом, лишь бы большевиков резать. Хорошие немцы, плохие, а мне какое дело... Он был зверский антикоммунист, как сейчас говорят — пещерный... (выделено автором. — СВ.)»..