Вэйланд не счел нужным как-то реагировать. Он прошел внутрь маленького кабинета и уселся в кресло, скрестив руки. Глаз он из принципа не поднимал.
– Надеюсь, ты готов к сегодняшнему дежурству? – продолжил начальник.
– Дежурству?
– Так как сегодня праздник, я всех отпускаю с работы пораньше. Но не тебя. Ты пропустил две смены: твоя очередь отрабатывать. Будешь сегодня на дежурстве допоздна.
– Нет, не буду, – разглядывая свои ботинки, меланхолично ответил Вэйд.
– Будешь, иначе вылетишь. У тебя уже есть два выговора, поэтому не советую получать третий. Ты знаешь, я не церемонюсь.
Вэйд посмотрел на стену.
– Ты все понял, Ребель? Проведешь сегодня дежурство до восьми без сучка и без задоринки – можешь быть свободен.
– Спасибо за подачку, шеф, – огрызнулся Вэйланд, встал со своего места и вышел из участка.
Он гневно расхаживал по улице, смотря себе под ноги.
Стук!
– Эй, смотри, куда идешь! – зло произнес Вэйд, потирая плечо.
– Да как ты смеешь, презренный…
– Эй, успокойся. Простите, господин полицейский, мы не хотели вам мешать.
Вэйланд дернул головой и пошел дальше. Вышел на главную площадь, где стоял памятник Петру Амьенскому. Что это за личность и почему удостоилась памятника, Вэйланд не знал, зато отлично видел место, где простоит все свое долбанное дежурство. Он подошел к постаменту и запрыгнув на него, облокотился на рясу Петра. Запрокинул руки и стал лениво наблюдать за прохожими.
– Идем скорее! Я тебе покажу старушку, которая дает много конфет!
Он сидел…
– Рэй, ну помедленнее, не убежит же она от нас!
И сидел…
– Сладость или гадость?!
И сидел…
– И победителем сегодняшнего конкурса становится… Элеонора! Ее костюм мумии поразил всех жюри своим изяществом и реалистичностью.
Много времени…
– Гав-гав-гав!
Пока не наступило семь.
– О, суетных дней взметенный карнавал!.. Я так ждал этого, Петр, просто не поверишь… И с каждым годом все прекраснее: декорации качественнее, развлечения организованнее, а лица, человеческие лица!.. Человеческие
На плече у мужчины висела небольшая полая Джек-тыква с улыбающейся рожей.
– Быть может, месье, стоит наполнить ее содержимое кишками этой приставучей, слюнявой, крысообразной… – он не договорил, лишь оскалился и наклонился к тявкающей собачке. Та неожиданно заскулила и, поджав хвост, побежала прочь. Мужчина разогнулся и бросил пристальный взгляд на город. – И что вы находите в этих созданиях? Они же слабы, глупы и совершенно невыносимы!
– Ох, Петр, как можно говорить такие неделикатные вещи! – лирический тенор поправил воротник костюма и полушуточно-полу-укоризненно посмотрел на того, кого называл Петром, сверху вниз. – Когда-то и я таким был.
Широкий в плечах мужчина чертыхнулся сквозь зубы, но затем приложил руку к груди и тихо произнес:
– Прошу прощения, месье, я не хотел вас задеть.
– Все хорошо, Петр, – он улыбнулся, и его клыки блеснули под бликами от Джек-фонарей. – Можем купить хотдоги, говорят, в них есть мясо.
– С вашего позволения, месье, я откажусь. Я пришел сюда не за тем, чтобы доедать пережеванное и переваренное мясо.
– Ах, точно… Совсем забыл, что ты не питаешься вредным фастфудом… – он зарылся худой рукой в белоснежные волосы. Немного подумал. – Я уверен, что сегодня без развлечения ты точно не останешься. Просто нужно выбрать.
– Аргх, как обидно! – взвыл Петр. – И почему только один? Разве нельзя использовать весь этот город? Зачем эта вечная осторожность?
– Мы обсуждали это не единожды, – сказал его друг без всякой улыбки, и внезапно его лицо постарело лет на пять. Выглядел он довольно молодо: максимум лет на тридцать, быть может, даже двадцать четыре. – Ты хочешь
Петр вздрогнул и опустил глаза. Сам он выглядел довольно странно: на вид ему нельзя было дать больше двадцати семи, но его волосы были абсолютно седыми, а глаза, казалось, горели изумрудным пламенем.
– Вы правы, месье. Черт, как я ненавижу свою слабость! Будь у меня такая же сила как у Джеймса, я бы… Аргх, где та надоедливая крысообразная? Хоть с ними развлекаться можно!
С этими словами мужчина сунул руки в карманы свободных джинс и стал быстро удаляться от своего друга. Жандарм задумчиво погладил подбородок.