Самайнтаун

Мало того что в этой части города и впрямь пахло застоявшейся водой со стоками, как предупреждал мэр, так здесь еще и с болотными огнями в фонарях темно было, как в склепе. Неоновые вывески с гирляндами тонули в вечернем мареве тумана. Подпрыгивая, тыква Джека укатилась к колесам крытого фургона, ударилась о шины и остановилась так, уставившись черными треугольными глазами на трех подростков, выскочивших из-за угла. В бомберах с вышивками старшей школы, но с едва проступившей на щеках небритостью – сколько им? пятнадцать? – они вмиг окружили Джека. Все трое как на подбор для выступления в театре: брюнет, блондин и рыжий – худощавый, мускулистый, пухлый. Джек и раньше знал, что любим детьми, но нелюбим подростками, однако бейсбольная бита в руках одного из них, которой тот отбил его тыкву, как мяч, все равно застала врасплох.

– Я и не думал, что это будет настолько просто!

– Чуваку не помешала бы изолента.

– Обалдеть, в ней реально пусто! Гляньте, пацаны.

И они, подобрав тыкву, принялись по очереди пихать в нее свои тупые головы, гогоча и завывая, будто изображали привидение или восставшего из могилы мертвеца, а не Джека. Сам он остался стоять в стороне, чувствуя себя не столько униженным, сколько брошенным, будто говорящая кукла, с которой сняли механизм, чтобы покопаться в нем, в то время как саму куклу отправили на помойку. Ветер приподнял ажурный воротник его рубашки, и Джек рефлекторно опустил его обратно, а вместе с тем огладил пустоту над шеей. Воротник был даже выше, чем она.

– Будьте так любезны, – дружелюбно сказал Джек. – Верните мне мою голову.

Все трое оглянулись на него с таким удивлением на лицах, будто и вправду забыли, что он здесь.

– Ого! Ты еще нас видишь? – поинтересовался тот, что рыжий, пока двое других спорили, чья сейчас очередь мерить тыкву. Едко ухмыляясь, он потрусил перед Джеком рукой, сгибая и разгибая пальцы, как на приеме у офтальмолога. – У тебя ведь глаз нет, да и вообще башки. Ты же типа Безмозглый Джек.

– Я Безголовый Джек, – уточнил он, когда те перестали хохотать над своей гениальной шуткой. Не будь он таким уставшим, чтобы злиться еще и на малолетних бедокуров, где-то бы наверняка угасло несколько голубых свечей. – Повторяю в последний раз: верните мою тыкву. Я ее всего неделю как ношу, совсем еще новая! Если на ней хоть одна вмятина появится…