Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака

Когда Хордаспшиду подошел к дверям, стражи потянули за цепи, привратники подняли дверную завесу. Самак прежде хад-жибов подал Хордаспшиду руку, и они прошли мимо второго, третьего, четвертого, пятого и шестого занавеса и поравнялись с седьмым. Привратники дернули за шелковые шнуры, подняли сетчатый занавес вверх, закрепили справа на золотых крючках, и открылся пред ними главный дворцовый покой. Он был четыреста шагов в длину, четыреста в ширину, выложен четырьмя сортами кирпича, с деревянными дверями, украшенными оловом. Выходили в него сорок комнат, каждую от зала отделял сетчатый занавес. Под потолком висели клетки из слоновой кости, черного дерева, сандала и мирта, а в них распевали разные птицы: фазаны и горлицы, соловьи, вяхири и дрозды. Весь зал был разубран златотканой парчой и атласом, повсюду стояли разнаряженные слуги и хаджибы, военачальники сидели на золотых и серебряных табуретах, а напротив длинной суфы был установлен тахт, застланный золотой парчой, с четырьмя подушками, а на подушках – никого. Удивился Хордаспшиду. По правую руку стояли два золотых табурета, на одном из них проклятый Мехран-везир восседал. А Самак все впереди идет, дорогу расчищает, пока хаджибы не подоспели. Около шахского трона золотой табурет установлен был, на нем две подушки положены. Усадили на него Хордаспшиду, а Самак за спиной его стал, на меч свой оперся. Хордаспшиду считал, что он из числа шахских слуг, а шахским слугам казалось, что он слуга посла. А Самак знай стоит, вокруг поглядывает. Озадачился Хордаспшиду: где же шах? Почему его нет? Пока он ломал над этим голову, занавес против него поднялся, показалось человек сто красивых невольников, все разодеты в шелка, с золотыми поясами, в вышитых шапочках, а в окружении их Армен-шах выступает. Подошел он ближе, остановился, воссел на свой трон, вельможи государства у подножия трона встали, поклоны бить стали как положено.

А Сорхвард и Сабер тоже пробрались туда и наблюдали все это, говоря один другому: «Удивительный человек этот Самак! До чего же он смелый: стоит себе спокойно прямо перед носом у Мехран-везира, а тому и невдомек! Где еще найдешь такого храбреца?!»

Пока они так рассуждали, Армен-шах велел шербет подавать. Подбежали кравчие с золотыми и серебряными подносами, на подносах – чаши драгоценные а также сласти разные. Крышки открыли, пробу сняли и Армен-шаху подали. Отведал шах. Тем временем кравчий поднес питье Хордаспшиду. А Самак из-за плеча его говорит:

– Что ты за невежа? Почему пробы не снял? Разве не знаешь, что полагается сначала пробовать напитки?

Кравчий снял пробу. Самак взял у него из рук чашу и поставил перед Хордаспшиду. Тот глянул на Самака краем глаза, а Самак нагнулся, будто для того, чтобы питья взять, и говорит:

– Я слуга Хоршид-шаха, как только время улучу, все тебе расскажу.

Покончили они с шербетом, вышли стольники, столы накрыли. Потом другие слуги кувшины и тазы принесли для мытья рук. Дворецкие стали пир с вином налаживать, а Самак Хордаспшиду знаком показывает: дескать, не пей вина, письмо подавай.

Поднес виночерпий вина Хордаспшиду, а тот встал, поклонился и сказал:

– О шах, у нас, когда с посольством прибываешь, не положено вина пить, пока свою грамоту шаху не вручишь и ответа не получишь.

Армен-шах говорит:

– Ну, так давай сюда свою грамоту, а если тебе поручено на словах чего передать – говори.

Хордаспшиду поклонился, сунул руку за пазуху и достал кусок белого шелка, развернул его, извлек письмо, поцеловал, приложил ко лбу и к глазам и на край тахта поместил, а сам почтительно встал у подножия.

Армен-шах говорит:

– Садись!

– Нет, не подобает мне сидеть, когда письмо нашего шаха читают, – отвечает Хордаспшиду.

Тогда Армен-шах взял письмо и передал его Шахран-везиру. Везир развернул шелк, достал грамоту, распечатал, прочел и доложил Армен-шаху, о чем там говорится, о чем речь идет. Шах все внимательно выслушал и от многочисленных угроз расстроился, опечалился, стал думать и гадать, как быть. Вертит в руках письмо и приговаривает: «Если Махпари отдать – сынок разобидится, боюсь, как бы не помер от огорчения, а если не отдавать – сражаться с ними придется, да силы нет…»

Так он размышлял, а Газаль-малек из-за его плеча руку протянул, схватил письмо, на клочки разорвал да бросил! Говорит:

– Отец, чего ты огорчаешься? Да разве они такие смелые, а мы трусы такие, чтобы им подчиниться, отдать им Махпари?

Тут он к Хордаспшиду повернулся.

– О богатырь, – говорит ему, – да разве не осталось доблестных мужей в Чине и в Мачине, в княжестве Демавенд, что кто-то будет приезжать из Халеба и увозить наших девушек? Возвращайся и скажи своему шаху, что мы завладели дочерью шаха Фагфура благодаря мужеству и благородству, пусть попробует отобрать ее силой!