Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака

Увели Самака, приставили к нему охрану надежную, и разошлись все, а воины назад к войску вернулись. А когда наступил день, шах Фагфур воссел на трон, эмиры собрались службу служить, пришел и Мехран-везир., Шах, как только появился, тотчас опять разъяснений потребовал. Мехран снова рассказал, что Самак сделал, что совершил.

– Приведите Самака, – приказал Фагфур. Доставили в зал Самака. Мехран говорит:

– О шах, прежде чем с ним разговоры разговаривать, надо ему палок всыпать!

Это он по злобе так говорил. Тогда привели палача, и велел шах растянуть Самака на дыбе, а потом дали ему ударов двадцать палками. Как спустили с Самака семь шкур, полилась кровь, закричал он:

– Отчего меня палками бьют? Палками воров положено наказывать. А коли я убил кого-то, казните меня за то.

– Тебя, Самак, за твою вину во сто раз больше мучить надо, – говорит Мехран-везир. – Отвечай, где Хоршид-шах, Фаррох-руз, Шогаль-силач, твой названый отец, и все остальные.

Самак сам себе говорит: «Сказать,.видно, правду, что не знаю, – может, правда меня от мучений спасет», а вслух сказал:

– О шах, вели меня отвязать, все как есть выложу.

Шах приказал, чтобы его с дыбы сняли, к трону подвели.

– О шах, – говорит Самак, – я вчера сон видал, будто сижу я на лужайке… (И тут он рассказал Фагфуру то, что накануне Хоршид-шаху рассказывал.) И вот мы с Хоршид-шахом, Фаррох-рузом и Шогалем-силачом, все вчетвером, вышли наружу, а прочие остались на улице. Только мы оттуда вышли, как понатащили дров, сложили у ворот и подожгли. Тут я бросился в середину войска и убил Шир-афкана – за то, что он не однажды на нас покушался, меня и схватили. А остальные куда девались, мне неизвестно. На Каменной улице их нет.

Мехран-везир сказал:

– Ну, ты благородно поступил! Людей в беде оставил, а сам выбрался – вот уж удалец так удалец!

Потом снова палки в ход пустили, растянули Самака, стал палач бить его нещадно. Самак молвил:

– Ну, везир, ты меня хоть насмерть забей, а того, чего хочешь, не добьешься, даром что шах о твоих плутнях не знает еще.

Эти слова его и спасли: испугался везир. Он подумал: видно, Самаку кое-что известно, надо помешать ему это высказать. Тут и шах Фагфур что-то заподозрил, спросил:

– О чем это он говорит?

Он велел надеть на Самака кандалы и запереть его: потом, мол, поглядим, что с ним делать. А Самак от такого битья сознания лишился.

Как рассказывает собиратель историй, те люди, что оказались запертыми на Каменной улице, когда увидели злой огонь, сбились на другом конце улицы – выход-то отрезан был. Они стали между собой совещаться: «Надо нам подкоп рыть – выкопаем ход и вылезем. В конце концов куда-нибудь да выберемся». Вот как они говорили. Начали все вместе подземный ход копать. Вдруг обозначился перед ними проем, а в нем лестница показалась. Эти молодцы-храбрецы расчистили путь, стали по той лестнице спускаться. Ступенек десять вниз было. Сошли они вниз, увидели обширное помещение, четыре суфы друг против друга стоят, а посреди зала – водомет потешный: с одной стороны вода струей бьет, а в другую сторону утекает, широко разливается. Подивились они на диковину эту. Обошли вокруг всего зала – никакого выхода не нашли, только воде путь открыт. Они говорят:

– Ну, от огня мы спаслись, придется теперь в этой дыре отсиживаться, ведь никто дороги сюда не знает. Надо еще разведать, нельзя ли через этот поток наружу выбраться. Кто умеет плавать, кто решится в эту быстрину ступить и выяснить, куда она ведет?

Полез в воду Махруйе, кладбищенский вор. Нырнул поглубже и нащупал в темноте под водой проход. Вдруг светло стало. Огляделся он, видит – деревянная лестница. Поднялся по той лестнице – перед ним сад открылся, прекрасный и благодатный. Он сказал себе: «Негоже мне средь бела дня в таком саду шататься, нельзя никому на глаза попадаться,– не то не миновать нам беды». И он прятался там, пока не наступила ночь, не стало на земле темным-темно. Тогда Махруйе стад по саду кружить, выход искать, а сад тот был громадный.

Долго он бродил, вдруг до него донеслись музыка и пение. Пошел Махруйе в ту сторону. Видит, свечи горят. Получше посмотрел: а это Махпари и Рухафзай сидят, вино пьют, а Лала-Салех и несколько невольниц им прислуживают. Стал Махруйе сторожить, пока невольницы не разошлись, а царевна, Рухафзай и Лала-Салех остались. «Как мне поступить? – думает Махруйе. – Если я присутствие свое обнаружу, как бы мне себя не погубить и тайну ту не раскрыть. Ведь если меня схватят, жизни не пощадят». Но тут царская дочь встала и направилась во дворец.

Случилось так, что шла царевна мимо отцовского тронного зала, мимо каморки, где заперли Самака, а он как раз застонал. Услышала царская дочь стон, подошла и говорит:

– Лала-Салех, погляди, кто там.

Лала-Салех вошел туда, увидел, что Самак на полу брошен, сказал ей:

– О царевна, это Самак-айяр!

– Приведи его ко мне, – говорит девушка. Лала подошел, говорит Самаку:

– Эй, Самак, вставай, я тебя к царской дочери отведу.

– Лала, ты меня прежде развяжи, – отвечает Самак. Развязал его Лала, а Самак говорит:

– Силушки у меня нет, чтобы встать.