Самарянка

— Послал нам Господь добродетеля, — отец Иоанн улыбнулся незнакомцу. — Николаем зовут. И тоже ведь воин. Вот какая оказия получается. Одни воины вокруг. Да… И надобно тебе сегодня поехать с ним в город. Утварь церковную нам пора обновить, а то ведь народ едет разный, неудобно перед ним хвастаться нищетой да убогостью нашей. Можно было бы кого другого послать, да не пошлешь. Дельце ведь хоть и не хитрое, но серьезное, кому попало не доверишь. Утварь-то серебряная, дорогая, а народ в городах нынче такой, что ни за понюх табаку и обидеть, и обобрать, и ограбить могут. А тебя, богатыря, не тронут, побоятся. Так что мы тут маленько посоветовались и решили с Николаем, что лучше тебя с этим делом никто не справится. Он тебя до города подкинет, а уж архиерея сам найдешь. Как говорят, язык до Киева доведет. Передашь ему письмецо, да вот эту милостыню, что Николай пожертвовал нам, спаси его Господь за доброту. Там хватит за все рассчитаться и назад вернуться. Дня за два-три управишься. Чего в том городе болтаться?

Отец Иоанн протянул Мишке пакет, из которого выглядывало несколько новеньких стодолларовых купюр.

— Как, уважишь стариков? — спросил он, прищурив глаза.

Тот понял этот вопрос и пристальный взгляд старца по-другому. Дескать, а вернешься ли? Не удерешь отсюда на радостях вместе с этими хрустящими бумажками?

— Сами ж говорите, что мы люди военные. То какой может быть разговор? — Мишка кашлянул в кулак, пряча конверт во внутренний карман своей армейской куртки. — Все сделаю, как надо.

Он быстро переоделся, надел такие же камуфлированные армейские брюки, выстиранную тельняшку и, сказав Варфоломею, что скоро вернется, отправился в путь.

Большую часть лесной дороги — болотистой, изрытой ямами — ехали молча. Кроме Николая, сидевшего за рулем и незлобно ругавшего страшное бездорожье, были его жена и дочка — девочка лет десяти. Несмотря на ухабы и качку, девочка быстро уснула, уткнувшись в колени матери.

— Ты действительно воевал? — выехав, наконец, на проселочную дорогу, Николай первым прервал молчание.

— Да так, малость, — уклончиво ответил Мишка. Все его мысли уже были на воле, в городе.

— И где же, если не секрет? — не отступал Николай.

— Было дело под Полтавой, — снова уклонился от разговора Мишка.

— Какой-то ты не разговорчивый, — рассмеялся Николай. — Или сердитый дюже. До вечера приедем, не волнуйся.

В салоне джипа опять воцарилось молчание. Обернувшись назад, Николай увидел, как теперь в обнимку с дочкой крепко спала и жена Николая.

— Мои ангелы-хранители, — он перешел почти на шепот. — Если б не они, по мне б давно поминки справили. Я ведь тоже, как ты говоришь, воевал «малость». В Афгане. Командиром разведвзвода был. Получил лейтенантские погоны десантника — и сразу через Джелалабад в самое пекло. Двенадцать ходок на караваны. Наркота, оружие, взрывчатка — все из Пакистана шло.Мы им кислород крепко перекрывали. А она здесь за меня молилась, — он кивнул головой на спавшую жену, — вымаливала меня у Бога, чтобы домой живым возвратился. Бойцов наших тогда «черным тюльпаном»[38] только успевали развозить. «Цинка»[39] в земле с той войны лежит много…

Он вздохнул, вспоминая о чем-то своем.

— Когда после Кандагара я возвратился домой таким вот «красавцем», — Николай показал рукой на свое обожженное лицо, — на меня смотреть было страшно. Никому оказался не нужен: ни стране, ни друзьям — никому. Пил страшно, даже на иглу подсел. А она все равно молилась, рядом была, чтобы я вконец не сломался от всех проблем и обид. Помогла вылезти из грязи, снова человеком стать, свой бизнес наладить. Так-то, братишка… Когда есть у тебя такой ангел-хранитель, то любую беду в жизни победить можно.

— А у меня нет ангела-хранителя, — задумчиво произнес молчавший всю дорогу Мишка. — Ни такого, как у тебя, ни такого, как у других нормальных людей. Никакого. Видать, такой уж я уродился неудачливый. Меня жизнь научила не на ангелов надеяться, а на себя самого, на свои силы, смекалку. Выдюжил — значит, молодец. А если сам слабак, то никакие ангелы тебе не помогут.

Слушая Мишку, Николай чуть заметно улыбался.

— Чувствуется, что в армии ты не портянки со склада выдавал. Но только вот что я тебе скажу, братишка: не все проблемы в жизни нашей кулаком да грубой силой решаются. А кабы так все решалось, как говоришь, то не было б таких людей на свете, как отец Иоанн. Ну-ка, попробуй его сломать! Убить можно, а сломать нет. Пытались, да ничего не вышло. А почему? Потому что духом он сильнее любого силача и палача. Или не то говорю? Ты отца Иоанна лучше моего должен знать. Рядом ведь живешь. Послушник.

— Да какой я послушник! — махнул рукой Мишка. — Еще монахом или, как другие, батюшкой меня назови. Я и сам не знаю, чего торчу здесь. Люди приезжие смотрят — аж самому неловко: здоровый лоб рядом со стариками ошивается.

— Разве ты ошиваешься? — возразил Николай. — Помогаешь ведь, доброе дело делаешь.

В город они въехали вместе с вечерним закатом.

— Я ж говорил, успеем. Может, к нам на ночевку? Или есть где остановиться?