Самарканд

Повсюду, словно они сговорились, ответ был все тот же: ясный, не терпящий возражений и незамедлительный. Даже г-н Вратислау, британский консул, даже персонал русского консула г-на Похитанова ответили, так же. И проинформировали об этом свои правительства.

От подобной чуду солидарности иностранцев укрепился дух горожан. Но ситуация оставалась неустойчивой. 18 апреля Вратислау телеграфировал в Лондон: «Хлеба не хватает уже сегодня, завтра его будет не хватать еще больше». 19-го — новое послание: «Ситуация безнадежная, говорят о последней попытке прорвать окружение».

В тот день в цитадели состоялось заседание. Фазель поставил нас в известность, что начался поход из Решта на Тегеран, что власть готова пасть и что это не за горами. Говорил о победе нашего дела. После него взял слово Говард и напомнил, что в городе нечего есть.

— Люди перебили всех домашних животных и беспризорных котов, целые семьи бродят день и ночь по улицам в поисках завалящего граната, корочки хлеба. Как бы не начался каннибализм.

— Нам нужно продержаться только две недели! — Голос Фазеля звучал умоляюще.

— Наши запасы позволили нам продержаться до сегодняшнего дня. Больше распределять нечего. Через две недели умрет каждый десятый и Тебриз превратится в город-призрак. В последние дни насчитали восемьсот мертвых. Они не выдержали голода и вызванных им болезней.

— Две недели! Только две недели! — как заклинание повторял Фазель. — Даже если придется голодать!

— Мы все голодаем уже много дней!

— Но что же делать? Сдаться? Вот так бездарно упустить волну поддержки, которую мы сами же и выпестовали? Нет ли какого-нибудь выхода?

Продержаться. Дюжина растерянных мужчин, ослабевших от голода и усталости, но и опьяненных близостью победы, были одержимы одним: выстоять.

— Есть один выход, — проговорил Говард, Может быть…

Все глаза устремились на Баскервиля.

— …попытаться осуществить внезапный прорыв. Если удастся овладеть этой позицией, — он указал на некую точку на карте, — наши силы устремятся в брешь и восстановят связь с внешним миром. Пока враг спохватится, возможно, к нам подоспеет помощь.

Я тотчас заявил о своем несогласии с предложением Говарда, все остальные придерживались того же мнения, считая этот выход самоубийственным. Враг засел на высоком уступе, в пятистах метрах от нашей линии обороны. Речь шла о том, чтобы преодолеть это расстояние, по ровной местности вскарабкаться на внушительную стену и выгнать оттуда неприятеля, а затем закрепиться там самим и оказывать сопротивление неизбежной контратаке.

Фазель колебался. На карту он даже не взглянул, задумавшись о политических последствиях предложенной операции. Позволит ли прорыв выиграть несколько дней? Дискуссия все более оживлялась. Баскервиль настаивал, множил доводы. Вскоре его поддержал Мур. Корреспондент «Гардиан» выдвигал в качестве аргумента свой собственный боевой опыт, утверждая, что эффект внезапности может оказаться решающим.

В конце концов Фазель сказал как отрезал:

— Я все еще не убежден, что следует поступить именно так, но поскольку ничего иного нам не остается, я не против предложения Говарда.

На следующий день, 20 апреля, была предпринята попытка прорвать вражеское окружение. Она началась в три часа утра. Условились о следующем: если к пяти утра не удастся захватить позиции в многочисленных точках фронта, следует завязать бои с тем, чтобы помешать неприятелю стянуть все войска в одно место для контрудара. С первых же минут попытка оказалась поставленной под угрозу: отряд из шестидесяти человек под руководством Мура и Баскервиля был встречен шквалом огня. Застать противника врасплох не получилось. Кто предупредил его? Неужели предательство? Трудно сказать. В любом случае выбранное нами направление находилось под неусыпным наблюдением, кроме того, Ляхов поставил тут своего самого опытного офицера.

Фазель благоразумно приказал отойти на прежние позиции и остановить операцию. Многие, в том числе Мур, были ранены.

Не вернулся один. Баскервиль. Он был убит в самом начале.

В течение трех дней Тебриз оплакивал погибшего, соболезнуя пресвитерианской миссии, — кто тихо, кто шумно. С покрасневшими глазами пожимал я руки, по большей части незнакомым мне людям.

Среди пришедших проститься с Говардом был и консул Англии. Он отвел меня в сторонку:

— Возможно, это хоть как-то облегчит вам тяжесть утраты: шесть часов спустя после смерти вашего друга я получил послание из Лондона о том, что между державами достигнуто соглашение по поводу Тебриза. Господин Баскервиль погиб не напрасно. Экспедиционный корпус уже направляется к городу, чтобы освободить и накормить его жителей. А также эвакуировать иностранных подданных.

— Экспедиционный корпус? Русский?

— Разумеется, — отвечал Вратислау. — Только русские располагают войсками, расположенными поблизости. Мы получили гарантии, Сторонники конституции не пострадают, а царские войска отойдут, как только выполнят свою миссию. Я рассчитываю на то, что вы убедите Фазеля сложить оружие.