Самарская вольница

Михаил Хомутов, по-детски, с открытым ртом — хотел было что-то сказать — замер. В карих глазах искоркой промелькнуло неподдельное удивление. Спокойное, сдержанное лицо осветилось непрошеной сердечной улыбкой. Видно было, что стрелецкий сотник и сам подивился такой негаданной встрече. Да и как было не помнить Константинова, слава о котором, как о кулачном бойце, и по сию пору гремит по самарским кабакам. А единожды Ивашка крепко выручил тогда молодого еще стрельца: темной ночью попался безоружный Хомутов в руки подпивших ночных татей, когда возвращался с посада от Анницы. Ему бы снять с себя все, что было, а он по горячности заупрямился, кулаки в дело пустил. Тати, обозлясь, за ножи ухватились… Тут и подоспел с подвернувшимся в руки ослопом Ивашка Константинов, вдвоем гнали ночных грабителей до берега реки Самары, пока те, спасаясь, не кинулись вплавь к левому берегу… С той поры и называл сотник своего избавителя «крестным».

— Вот так встреча, крестный! Прости бога ради, не враз признал тебя! Вона как седым волосом подзарос. Ты-то что здесь делаешь, Иван? Среди казаков?

— Надумал с товарищами осетров ловить, Миша. И место прикормил, да, глядь, астраханский воевода своих ловцов с неводами прислал… Только тутошние осетры, крестник, с острыми зубами, о том упреди непременно своего полкового воеводу.

— Да-а, не чаял тебя здесь встретить, крестный… Порадоваться бы, ан вона как жизнь повернула нас друг против друга с ружьями, будь оно все неладно! — Михаил Хомутов озадаченно потер пальцами чисто выбритый подбородок, кинул быстрый взгляд за спину Константинова. Поверх ивового плетня видны головы и плечи обреченных на погибель — это Михаил понял теперь — казаков и стрельцов. И биться они будут с яростью осужденных на смерть, не прося пощады. Вздохнул, сожалея о них, о себе и о своих товарищах, которым поутру идти в бой… Но государеву службу с себя, будто напрочь прогоревший у костра кафтан, не сбросишь!

— Послан я, крестный Иван, полковым воеводой князем Львовым сказать вам, чтоб зря не супротивничали. Положитесь на милость государя и отдайте оружие без сражения…

— От государя-то, может, и была бы милость, Миша, да до него ох как далеко отсель! А боярскую да воеводскую милость казаки по себе знают! Богдан Сакмашов ее в Яицком городке куда как понятно растолковал, сажая по подвалам за один только косой погляд. Так что пущай берет нас воевода саблей, а мы даром в руки не дадимся… А лучше бы, — вдруг пришла удачная мысль Ивашке Константинову, — князю Львову миром спустить нас в море к атаману Разину, тогда бы многие из стрельцов живы домой воротились. Скажи ему об этом от нашего имени.

Михаил Хомутов невольно рассмеялся, а глаза погрустнели еще больше, когда начал отвечать на нелепое, как подумалось, предложение крестного Ивана:

— Нешто он на такое попустительство решится! Тогда его самого в приказ Тайных дел свезут и на дыбу вздернут, как разбойника.

— Ну, а если нас воевода побьет, тогда атаман Степан Тимофеевич с воеводами астраханскими так ли еще поквитается! — Ивашка Константинов выговорил это предупреждение таким уверенным тоном, что сотник снова с немалым удивлением вгляделся в лицо крестного. Потом с недоумением пожал плечами:

— Велико ли войско у Разина? Две тысячи, не более… Ему ли с князем Прозоровским биться, за которым поболее восьми тысяч стрельцов и солдат иноземного строя. А еще далее — бессчетная московская рать! Самому бы как голову от плахи уберечь, а не стращать других. Говорю по любви к вам, крестный, положитесь на милость князя Львова. Столько жизней вам доверилось! А ведь бой слеп, там уже не до слов будет, когда сердца ожесточатся кровью близких товарищей, — и неожиданно хватился за счастливую, как показалось, мысль: — Хочешь, я объявлю тебя перед воеводой своим крестным отцом и возьму на поруки? Согласен?

Обнажив залысину, Ивашка Константинов двинул шапку на затылок, ответил хриплым, словно от волнения перехваченным голосом, хотя выглядел довольно спокойным:

— Нет, крестник. За доброе намерение спаси Бог тебя. Только поднялись мы к Степану Разину в подмогу не с бухты-барахты и не шутейно… Не враз такое осмыслить можно, только вещает мое бывалое сердце: не ради кизылбашских только зипунов вздыбил атаман Разин голутвенный Дон и Яик… Видит Бог, Миша, это только запев к большой и длинной песне! Не зря на кругу казакам ставил атаман вопрос: куда им идти? Стало быть, мысли уже нацеливались не только на Хвалынское море…

Михаил Хомутов поразился такой безумной затее, с сожалением глянул Константинову в глаза, негромко, в раздумии сказал крестному:

— Куда он кинется с горсткой удальцов? На великую свою погибель? И вас в тот омут затянет, не выберетесь…

Ивашка Константинов возразил растерянному крестнику: