Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала

И взошли на их поле самые сильные ростки арахиса и гомбо, и завязались самые крупные клубни маниоки и бататов. Через месяц все в округе восхищались полем гиены. Крестьяне приходили полюбоваться, как тянутся вверх высокие стебли маниоки и как стелются по песку ползучие стебли бататов; под широкими листьями их уже появились завязи. И арахис, посеянный прямыми рядами, был тщательно прополот и ухожен.

Буки гордилась своим полем, думала о богатом урожае, и мечтала, что наконец-то она наестся до отвала.

А Лёк подумывал, как бы ему не попасть впросак, когда придет время дележки.

Дожди шли и шли, а потом стали выпадать все реже. С каждым днем становилось жарче, и урожай начинал созревать на полях.

Сначала убрали гомбо, но гомбо вовсе не интересовало Буки, и его разделили поровну. То же самое было и с тыквами и даже с арахисом, — раздел обошелся почти без всяких споров и ссор.

Но в земле еще оставались сладкие бататы, а главное — сочные коренья маниоки. Жадная Буки спала и во сне видела сотни и сотни вкусных корней и клубней. И все чаще приходило ей в голову, что их уговор — все делить пополам — просто несправедлив! И однажды сказала Буки зайцу:

— Лёк, я выкорчевала и вскопала все поле, а ты только болтал да прыгал вокруг. Подумаешь, рассыпал золу по полю — это же легче легкого! А поэтому я считаю: большая часть остального урожая должна достаться мне!

— Да ты что, опомнись! — возмутился Лёк. — Без меня ты бы вовсе ничего не собрала, а мои советы стоят в десять раз дороже всей твоей работы. Наоборот, это я должен получить большую долю бататов и маниоки.

И так раз от раза, день ото дня споры их разгорались и ожесточались. Они глаз не спускали друг с друга, и каждый боялся остаться в дураках.

Буки-гиена, все это знают, не очень-то умна. Однако она придумала хитрость, которая чуть было не удалась.

Однажды, когда маниока и бататы уже дозревали, приплелась гиена вечером в свою хижину и упала, корчась от боли. Забеспокоились ее дети, столпились вокруг Буки.

— Несчастные мои детки! — простонала гиена. — Бедные мои сиротки, я умираю! Я съела падаль отравленного зверя. Наверное, охотник убил его стрелой, смазанной ядом. Чувствую, жизнь покидает меня…

Молодые гиены принялись визжать и плакать, а Буки еще сильнее корчилась и стонала.

— Ой, вайе-вайе! Если я умру раньше, чем друг мой заяц успеет прибежать, скажите ему: я оставляю ему весь урожай маниоки. Надеюсь, он вас не обидит! Но он должен выполнить мою последнюю волю: пусть меня похоронят на нашем поле, где я столько работала в поте лица…

Когда Лёк вернулся в деревню, ему рассказали, что Буки сожрала в лесу отравленную падаль и умирает. Зайца это не слишком удивило. Он-то знал, как Буки жадна и неразборчива в еде. И Лёк уже начал прикидывать, какую выгоду он получит от смерти Буки. Ведь надо же, как ему повезло!

И вот с радостным сердцем, хотя и с грустным видом побежал он, опустив уши, к дому Буки.

Но когда заяц вошел во двор, он увидел, что там собралось уже полдеревни, и понял, что опоздал, гиена испустила последний вздох.

Заяц заплакал и запричитал:

— Буки, моя сестрица, дорогая моя помощница! Ты столько работала на нашем поле! Какое несчастье, какое горе! Теперь уже ты не увидишь нашей превосходной маниоки, которую я собирался тебе уступить без дележки… О, горе, горе!

Тут дети Буки рассказали зайцу о последней воле своей матери и поручили ему похоронить ее, как она того пожелала.

Сами понимаете, заяц был рад-радешенек поскорее закопать гиену, чтобы потом, уже ничего не боясь, дожидаться спокойно, пока маниока и бататы не станут крупными и сочными.

Вырыл Лёк на краю поля неглубокую яму, только чтобы Буки в ней уместилась, и дети Буки похоронили гиену.

В эту ночь заяц спал спокойно. Он был уверен, что теперь-то гиена его не обворует!

Но Буки, как вы уже догадались, была не мертвее Голо-обезьяны или М'Бам-Ала, кабана-бородавочника, которые днем и ночью разоряют и грабят крестьянские поля.

Едва пришла ночь и заяц спокойно заснул, Буки вылезла из могилы, стряхнула песок, прокашлялась, прочихалась, протерла глаза и принялась за сочную маниоку. Она нарочно вырывала корни в разных местах, чтобы заяц ничего не заметил.

К рассвету наелась гиена до отвала и снова зарылась в свою яму, выставив наружу толстый полый стебель проса, чтобы легче было дышать.

Как и каждый день, Лёк с утра побежал осматривать свое поле.

«Сейчас, когда эта грязная тварь подохла, можно и не спешить, — думал заяц. — Сейчас я могу подождать, чтобы все коренья и клубни дозрели».

И вдруг он заметил, что на поле тут и там не хватает растений. Может быть, завязи погибли? А может быть, какой-нибудь бедолага не удержался и украл пару клубней, чтоб утолить свой голод?

«Стоит ли беспокоиться из-за такой малости, когда весь урожай теперь мой!» — рассудил заяц.

На следующую ночь «покойница» Буки снова воскресла и снова до утра обжиралась самой сочной маниокой, самыми спелыми бататами. И так было все ночи подряд.