Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала

— А тот, с кем я сейчас попрощалась! — ответила гиена Буки и юркнула в темноту, не задумываясь над тем, что станет с М'Бам-Алом, который остался на площади посреди разгневанных жителей деревни.

Но джунгли, где ветер разносит все новости, когда Тхиойе-попугай и Голо-обезьяна встречаются на тропинках или в ветвях деревьев, внизу или наверху, и начинают судачить и сплетничать, джунгли все слышат и знают. И скоро все узнали, что Буки-сирота стала изгоем без роду без племени и даже без имени, потому что отреклась от могил своих предков.

И теперь за ней следили тысячи глаз, тысячи ушей прислушивались к ее шагам, ей грозили тысячи клыков и когтей, рогов и бивней. Выли джунгли, грозно рычала саванна, вселяя страх в сердце Буки. Куда бы она ни кинулась, ее встречали возмущенные крики, хохот, свист и насмешки.

Буки бежала все дальше и дальше и наконец добралась до земли, где рогатый скот жил рядом с людьми, под их бдительной охраной.

И были там воды изобильные в реках текучих, в заводях стоячих. И, похоже было, скот не подыхал там ни от старости, ни от болезней, потому что Буки нигде не нашла ни одного дохлого ягненка.

Подкралась Буки к полям и увидела мужчин, которые взмахивают мотыгами. И показалось ей, будто мотыги обрушиваются на ее хребет.

Обежала Буки поля стороной и увидела у колодца под деревьями женщин с детьми на спинах. И еще — юных девушек. Они громко пели, хлопая в ладоши, и громче всего в их песне звучало одно имя.

Прислушалась Буки и различила это имя — Келефа Ба!

Когда бросишь в калебас с мутной водой камень алун, муть оседает и вода просветляется. Так и замутненная память гиены Буки прояснилась от этого имени.

Столько раз повторяла его в своих сказках о людях мамэ Буки, бабушка-гиена! Рассказывала она о стране Келефы Ба, единственной стране, где предкам ее, гиенам, не приходилось рыскать в поисках пропитания, где предкам ее и предкам Танна-стервятника и предкам Сакхе, могильного червя, и всем его родичам всегда приносят царские жертвы.

Мамэ Буки была стара и не помнила почти ничего из тех песен, которые пели когда-то в честь ее предков в стране Келефы Ба.

Но теперь голоса женщин с детьми за спиной и голоса юных девушек отчетливо доносились до гиены Буки. И она их слушала. Она жадно слушала песнь благодарности!

Лежал Келефа Ба
На термитнике близ Бариа
Без погребения сорок дней
Под открытым небом.
И только его копье,
Прославленное Тамбо,
Лежало возле него
Под открытым небом…

Пожиратели мертвецов

Слетелись со всех концов,
Но никто не тронул его
Мертвое тело.

Стервятники в небе кружили

И так меж собой говорили:
«Мы не тронем Келефу Ба,
Он кормил нас при жизни досыта
Телами своих врагов!»

Пожиратели мертвецов

Сбегались со всех концов,
Но никто не тронул его
Мертвое тело.

Гиены рычали в чаще

И всем угрожали:
«Горе тому, кто коснется
Останков Келефы Ба!
Всякий раз, идя на охоту,
Он кормил нас при жизни досыта
Добычей Тамбо, копья своего!»

Пожиратели мертвецов

Сползались со всех концов,
Но никто не тронул его
Мертвое тело.

Могильные черви сползались,

Из-под земли вылезали
И шептали друг другу:
«Нам Келефа Ба столько раз
Отдавал свои жертвы!
Мы не станем покойного есть,
Не тронем его останки!»

И Келефа Ба пролежал

На термитнике сорок дней,
Но никто не тронул его
Беззащитное тело.

Сакхе, могильный червь, и его потомки, по всей вероятности, нашептали слова этой песни бабушке всех гиен мамэ Буки. И она иной раз напевала эту песню своим внукам и внучкам, хотя Буки-гиена совсем ее забыла.

Но Сакхе, могильный червь, и его потомство все помнили и спустились под землю, чтобы и там охранять останки Келефы Ба.

Только предки гиены Буки не сдержали слова и ничего не сделали для останков Келефы Ба. Слишком долгим показалось им погребальное бденье над телом героя, да и соблазн был слишком велик. И гиены бежали из страны Келефы Ба.

Смолкла песнь благодарности, утихли крик и смех, женщины с детьми за спиной и юные девушки ушли от колодца, где собирались дважды в день — на рассвете и перед закатом солнца.

Задремала гиена Буки в тощей тени колючего молочая. И разбудил ее плач и крики.