Самец

Бэйонэ, на половину разбитый, сделал усилие достать Ищи-Свищи, и ударил его по переносице кулаком. На мгновение у Ищи-Свищи, оглушенного ударом, зарябило в глазах. Мальплакэ, напрягая последние силы, взывал о помощи к Бастоню, который поднялся на ноги. Руки Мальплакэ растянулись, как износившиеся пружины; он почувствовал по могучим движениям этого тела, которое он до сих пор одолевал, что оно неминуемо выскользнет из его рук. Ищи-Свищи неожиданно повалился на землю, всем телом увлекая за собой Мальплакэ.

Произошла свалка. Здоровенный парень перевертывался быстрыми и сильными толчками, отбиваясь головой, как тараном, опрокидывая лесничих одного на другого, порой задыхаясь под их тяжестью, взрывая лицом землю. Крики с хрипом вырывались из грудей, смешиваясь с непрерывными ударами подскакивающих тел.

Этот зверь о трех спинах извивался в корчах со сплетенными ногами и руками и, теряя человеческие очертания, превращался в кишевшую груду, казавшуюся месивом пыхтевших, задыхавшихся тел.

Ищи-Свищи бесновался в этой куче, прибегая ко всевозможным уловкам. Бастонь был выбит из схватки ударом по голове. Бэйонэ с рассеченными глазами, в которые вонзились, как вилы, железные пальцы и давили на орбиты, оглашал воздух воплем. И снова Ищи-Свищи остался лишь с Мальплакэ.

Ярость разобрала его. Красные круги вращались в его глазах. Он сунул руку в карман, вытащил нож, раскрыл его и всадил его под ребра лесничему. Потом поднялся, изорванный, в лохмотьях, с лицом в грязи и в крови и, перескочив через Бэйонэ и Бастоня, скрылся в лесу.

Раздались два выстрела. Мальплакэ, приподнявшись на коленях, делая последние усилия, приложился к ружью. Пуля просвистела, прорезая листву, и исчезла в необъятном море зелени.

Ищи-Свищи был спасен, но отныне он находился в открытом бунте против закона, т. е. был вынужден скрываться при малейшем шуме, перебегать из берлоги в берлогу. Дело усложнялось еще тем, что Мальплакэ протянул два дня и скончался. Об этом он узнал от крестьянина, приносившего ему по ночам в лес хлеба.

Как ни был он горазд на хитрости, однако понял теперь, что положение его стало безысходным. Как бы ни старался он обмануть, зарываясь в землю, залезая на самые верхушки деревьев, все равно, его в конце концов изловят.

Мужик предупредил его, что целые отряды лесничих рыскают по всем кустарникам. Жандармы были тоже снаряжены, и вся эта банда окружала высокий лес широким поясом. Одно оставалось ему: перекочевать в родной густой и темный лес. То был его лес. Он знал его вдоль и поперек, каждый изгиб, каждую ветку. Этот лес был связан с каждым мгновением в его жизни. Мудрено было изловить его там.

Десять миль он мог пройти в одну ночь при условии, если ему ничто не помешает. Он запасся порохом и свинцом, перекинул ружье через плечо и пустился в путь. Он шел большими шагами, избегая открытых мест, прячась за стволами деревьев, подвигаясь ползком вдоль заборов, порой останавливаясь, когда шум казался ему подозрительным, и затем снова шагал быстрой и проворной походкой козули, согнувшись в дугу.

Был один опасный момент. Ветер донес до него издалека звуки голосов. Он остановился, прислушиваясь. Насколько он мог разобрать, шло десять человек с правой стороны. Шум шагов урывками слышался ясно. Ищи-Свищи побежал некоторое время, затем снова прислушался. Никакого шума, кроме шелеста листвы.

Сияние заливало белым светом небо, когда он подходил к лачужке Куньоль. Он чувствовал голод и жажду. Сон одолевал его. Он постучал в окошко со двора. Старая Куньоль спала крепко. Она проснулась лишь тогда, когда зазвенели окна, дребезжа под его пальцами.

– Бог с тобою! Кто там? – проговорила она. – Иди своей дорогой! Здесь только бедная старуха, у которой одна защита – милосердный Бог.

Он назвал свое имя через замочную скважину.

Тотчас же голые ноги зашлепали по половицам, и она открыла дверь.

– Это ты, сын мой?

– Дай мне пить!

Он затворил за собою дверь и растянулся на постели старухи. Уф! Он измучился. Спросил о Жермене. Она пожала плечами, не имея никаких известий.

И на него, добравшегося до этого домика, чтобы выспаться, нахлынули яркие воспоминания при виде этой комнаты, где он провел столько отрадных мгновений. Увидеть снова ее! Неодолимое желание ощутить ее горячее полное тело рассеяло его сон. Он сунул Куньоль в руку деньги.

– Меня схватят, если ты вымолвишь хоть одно слово. Лесничие ходят за мною по пятам. И все-таки мне надо видеть Жермену. Мне надо, необходимо, понимаешь! Возьми свою палку, беги на ферму. И пусть я после издохну, мне наплевать, это так же верно, что как Бог есть Бог, если он существует.

Он напился, наелся, выспался и, условившись встретиться со старухой в кустарниках, ушел.

Глава 32