Самец

Он подвинулся, ища ее руки. Она дала ее ему, как бы нечаянно, как будто думая о другом.

— Словно шелк, — пробормотал он через некоторое время, щекоча ее руку.

— Мне это уже говорили.

И она смеялась с легким трепетом во всем теле, боясь щекотки.

Потом они незаметно взяли друг друга за руки и размахивали ими с детской шалостью. Ей пришло на память, как она бегала с Ищи-Свищи по лесным тропинкам; глядя как бы полузакрытыми глазами на эти воспоминания, она испытывала нескончаемое удовлетворение обманывать их обоих. Эйо явился вовремя, чтобы нарушить однообразие ее любви к другому. Ласки, которыми забавлял ее Гюбер, вносили в ее ставшую монотонною жизнь развлечение в виде неожиданной неверности.

— Вот они, — раздались вдруг голоса.

Это был фермер с сыновьями, которые ждали их, сидя у входа в лес. Глаза старика сияли радостным смешком. Он лелеял мечту сосватать своим сыновьям богатых невест, и женитьба на мадемуазель Гюлотт одного из сыновей казалась ему выгодным и естественным делом.

Все вместе прошлись по лесу, который был собственностью банкира, и его дача, украшенная башенками, выступала немного дальше. Красноватый слой толченого кирпича покрывал середину аллей, тянувшихся змейкой сквозь плотные стены листвы, тщательно выровненных, местами вдруг обрывавшихся, и тогда открывался вид на замок. Одна из аллей вела через мостик, сложенный из груды камней, которых плющ заткал тяжелой, сумрачной завесой. Гладкие и ровные газоны, похожие на подстриженную шерсть животного, расстилались под деревьями зеленым покровом, блестевшим в лучах света изумрудными переливами.

Всех их охватило почтение перед этой буржуазной размеренностью природы. Эйо непроизвольно понизил свой голос, как будто вступил под своды храма, и рассказал историю своих сношений с господином банкиром. Человек, легко доступный, несмотря на свои миллионы, он обходился со всяким человеком, как равный. Лес не был, впрочем, открыт для всех, но он — Эйо, имел позволение гулять там, когда ему вздумается, и он дал подробные сведения о служебном персонале замка.

Они долго стояли у каменного мостика, который считался одной из достопримечательностей страны, и Гюбер предупредительно пояснил Жермене в подробностях красоту этой редкости, обдавая ее потоком пышных фраз. Они прошли еще шагов сто и остановились перед песчаной лестницей, которая вела к античному храму. Восторг был общий, так как там в углублениях, по бокам портика, стояли обнаженные до пояса статуи. Гюбер объяснил, улыбаясь, что в прошлые времена люди не имели обычая одеваться.

— Мне об этом тоже рассказывали, — проговорила Жермена с расширенными зрачками.

Кто-то пустил остроту, и все прыснули со смеху.

— Тсс, — господин хозяин может быть там, — промолвил с осторожностью Эйо, отводя их дальше.

Они двинулись не спеша по дороге к ферме, и юноши мечтали о возбуждающих округлостях мраморных фигур.

Когда они вернулись к Эйо, Матье вывел арденку из конюшни и запряг ее в пролетку. Однако фермер не хотел отпускать их, не распив последней бутылки. Его откровенность возрастала по мере того, как приближался час отъезда.

— Я весь, как на ладони, мамзель Жермена. Душа у меня нараспашку. Вы только скажите, чего вам угодно.

Бутылку выпили за здоровье Жермены — самой красивой особы, какую Эйо когда-либо встречал. И все они стояли с некоторою торжественностью друг против друга, со стаканами в руках. Так как Гюбер отсутствовал, то разговор не клеился. Жермена рекомендовала госпоже Эйо свою портниху, очень дельную женщину, и приподняла подол своего платья, чтобы показать отделку.

По камням двора раздался звук подков верховой лошади. Жермена повернула голову и увидела через окно Гюбера, стягивавшего седельную подпругу, с хлыстом под мышкой. Красный галстук, повязанный на шее, выделялся ярким пятном на его сером костюме со вздувшимися складками на спине.

Затем вошел Матье и выразил благодарность за гостеприимство:

— Позвольте поблагодарить вас, господин Эйо, — сказал он, — за честь, которую вы нам оказали. Я непременно расскажу дома о вашем радушном приеме.

— Полноте, полноте, милый мой, — ответил фермер, тряся его за руки. — Передайте мой привет вашему батюшке.

Жермена села в пролетку. Она подобрала свои юбки, стреляя глазами в сторону Гюбера, который, опершись рукою на гриву лошади и вдевши ногу в стремя, вскочил в седло, восклицая:

— Я поеду вас провожать.

Обменялись рукопожатиями. Эйо болтал без умолку, рассыпая потоки дружеских слов, и голоса перемешивались, производя шум среди надвигавшихся сумерек. Фриц украдкой созерцал кусочек белевшего чулка под юбкой Жермены. Затем Матье взялся за вожжи, прищелкнул языком, и пролетка тронулась в сопровождении Гюбера.

Они выехали на дорогу.

Над деревнями свисало красное солнце, как огненное жерло. Сумрачно-багряные полосы тянулись по глади колосьев пшеницы. Теплый туман поднимался с небосклона. И солнце медленно погружалось в сумрак, рождая тени на земле. А верхний край диска все еще ярко горел. Вся равнина, казалось, утопала в сером море, которое затушевывало деревья, землю и дома.