Самец взъерошенный

На рынок двинулись двумя декуриями. Девчонки тоже захотели шопинга. Как объяснила Виталия, Тара – обычный городок, ничем, кроме близости к границе, не примечательный. Даже мрамора здесь почти не встретишь – сплошной кирпич. А вот торг здесь хороший – все дешевле, чем в Роме. Я шел, разглядывая окрестности. Своеобразное зрелище! Дома выходят на улицы глухими стенами, видны только крыши и двери – тяжелые и окованные металлом. Дым струится из отверстий в черепице – печных труб нет. Пахнет свежеиспеченным хлебом и жареным мясом. На стенах – многочисленные надписи. Я присмотрелся – реклама! И здесь эта зараза! Одни надписи приглашали посетить лавки, бани и парикмахерские. Другие звали голосовать за Попею, мудрую и щедрую. «Лучшего эдила[9] для Тары не найти!» Ниже от руки было торопливо приписано: «Сучка – эта ваша Попея! Все знают, что спит с нолами!» Следующая надпись приглашала в лавку Эмилии, где «всегда есть свежая форель и другая рыба». Ниже прыгающие буквы: «Тухлятина у нее, а не форель! Попробуете, с латрины[10] не слезете! Свежая рыба только у Глаты!» М-да, конкуренция!

Я стал переводить парням надписи, те засмеялись, но тут Виталия дернула меня за рукав и указала рукой. Над распахнутой дверью одного из домов висели на крюках туники и сандалии.

– Лавка! – сказала она.

Мы вошли внутрь, и я, к своему удивлению, увидел за прилавком землянина. Высокого, с обильной сединой в черных волосах, но самого обыкновенного. Нашему появлению хозяин поразился еще больше. Замер, оторопело уставившись.

– Им нужна одежда! – сказала Виталия, указав на нас. – Туники, набедренные повязки и обувь.

– Сделаем, госпожа!

Лавочник пришел в себя и засуетился, бросая на прилавок вороха одежды. Окинув очередного клиента цепким взглядом, он рылся в них, вытаскивая нужное. Скоро в наших руках оказалось по тунике.

– Господа могут примерить!

– Пусть и штаны найдет! – сказал Олег. – Надоело в бабском ходить.

Лавочник издал сдавленный звук. Он перевел взгляд с Олега на братьев, затем – на меня.

– Руски?

– Ага! – подтвердил я. – Из России. Недавно прибыли.

Глаза лавочника блеснули. Он шагнул из-за прилавка и выпрямился:

– Здраво, друг! Мойе име е Бранко. Я сам србин.

Виталия Руф, старший декурион. Подавленная

Идти к Бранко мне не хотелось: нехорошее предчувствие одолело. Но лавочник вцепился в Игрра, и стало ясно: не отстанет. Игрр тоже загорелся. Я пыталась напомнить, зачем мы пришли, но Бранко мгновенно выдал каждому пришлому по комплекту одежды и заявил, что не возьмет денег. Спутники Игрра с нами идти не захотели. Прихватив покупки, двинулись дальше. Игрр снабдил их деньгами и наказал торговаться. Девочки отправились следом. За пришлых можно было не беспокоиться, и я смирилась.

Бранко закрыл лавку и повел нас к себе. Обитал он в домусе[11] неподалеку. Дом выглядел очень зажиточно: имел просторные триклиний и атриум, обширный перистиль с садом и бассейном, наполняемым из источника, а не дождем, как у бедняков. Нас встретила хозяйка – статная, красивая треспарта, которую Бранко представил как Леонтину. Он ей что-то шепнул, Леонтина сморщилась, но ушла распоряжаться. Тем временем Бранко показал нам дом и познакомил с девочками-подростками Алвой и Аматой. Те вбежали в перистиль и с радостными криками бросились к лавочнику. Он подхватил их, расцеловав, при этом лицо мужчины осветилось нежностью. «Это его дочери! – догадалась я. – Богиня-воительница, как Леонтине это удалось?»

Вскоре явилась хозяйка и пригласила в триклиний. Стол был накрыт. Я удивилась. Понятно, что Леонтина не бедная, но чтоб так быстро? У нее или постоянно держат на кухне еду, или же рядом харчевня. Как бы то ни было, но мясо, рыба и хлеб, стоявшие на столе, источали призывные ароматы. Мы омыли руки и возлегли. Пока насыщались, говорили мало. Служанки подливали вино, уносили пустые миски и подавали полные. Я лежала рядом с хозяйкой, Игрр устроился возле Бранко, мужчины время от времени вздымали чаши и ударяли ими друг о друга, что-то при этом произнося. В дороге я видела такое у пришлых, но не поняла этого обычая. Тост произнести, ясное дело, нужно, но стучать-то зачем?

На душе у меня было гадко. В эти дни я привязалась к Игрру. В пути замечала, что ищу любую возможность его обнять, прижаться или хотя бы коснуться. «Зачем это тебе? – уговаривала я себя. – В Роме ты с ним расстанешься и, скорее всего, навсегда!» Однако ничего поделать с собой не могла. И вот все кончилось. Игрр умный и догадается, зачем их везут в Рому, а если нет, Бранко расскажет. Возможно, уже говорит. Узнав правду, Игрр даже не взглянет в мою сторону. А что я могла сделать? И зачем Богиня-воительница послала нам пришлых? Случись иначе, мне бы не было так больно…