Сами мы не местные

Мы прилетаем уже на рассвете. Некоторое время кружим над городом, но потом всё-таки садимся на окраине, потому что все улицы застелены скатертями и засижены горожанами, празднующими победу. Видимо, к этому времени здесь собрались не только столичные жители и воины, но и мирное население всего остального континента, кому транспорт позволил. Я иду по улицам, лавируя среди людей и еды, в дыму от костров и жаровен, затиснутая между Ароном и пилотом, потому что моё появление вызывает у празднующих столь бурную радость, что мне как-то не по себе. Наконец мы добредаем до моста с Домом Старейшин, где сидит Азамат в окружении ближайших соратников, рядом на крылечке расположились Старейшины, а напротив них большой оркестр, наяривающий победительные марши. На левом берегу у моста пёстрая компания молодёжи обоего пола отплясывает, подпевая:

Тёмной ночью шум клубится,
Тихо Тажилмирн течёт.
Танн!
Тёплой ночью танцы водят —
То у нас праздник на дворе!
Танн!
Светлой ночью шум растёкся,
Сонно Сиримирн струится.
Танн!
Слышно песни, свист и пляски,
Смех у нас всю ночь звенит!
Танн!

Азамат вскакивает, едва заметив меня, обнимает, подхватывает и крутит под бурное ликование окружающих. Потом наконец усаживает меня на подушки, услужливо освобождённые Убуржгуном и Энданом.

— Ну как, у тебя всё успешно? — спрашивает Азамат, прижимая меня к своему горячему боку.

— Ага, — киваю. — Теперь корми меня и развлекай. А то там были такие кислые рожи, что и еда вся прокисла.

Азамат хохочет.

— Ну, этого добра у нас хватает! Ребят…

Но мне уже несут всяких разносолов, а оркестр заводит новую плясовую.

— Чего-то у них песни не в рифму, — хихикаю.

— А это очень старые песни, — объясняет Азамат. — Они рифмуются началом строчки, а не концом. Новые-то уже все перепели, пока тебя не было. Ну да ничего, завтра заново начнут.

— А завтра опять праздновать будут? — спрашиваю, откусывая какого-то мяса. Но Азамат отвлёкся, потому что к нам пробился Арон и кинулся поздравлять брата. К тому же, оказалось, что то, что я откусила, представляет собой почти чистый перец, так что я слегка давлюсь, и слёзы из глаз брызжут.

— Э, ребят, кто Хотон-хон дал красной сажи?! — возмущается Онхновч. — Это ж не женская еда!

— Ой, извините… — доносится откуда-то у него из-за плеча. Мне передают кувшин с водой. Правда, к тому времени, как он меня достигает, я уже немного отошла от первого шока, и распробовала адское блюдо. Перец, конечно, зверский, но, чёрт, вкусно!

— Ничего, — говорю, придвигая поближе лоханку с кроваво-красными колбасками. — Пойдёт.

Народ принимается улюлюкать и аплодировать, заключать пари, сколько колбасок я осилю. Азамат крадёт у меня колбаску и наливает в маленькую пиалу чего-то из бутылки.

— Ваще-то мне лучше… — начинаю я, но он перебивает.

— Не отказывайся, это особое вино для беременных, у нас все его пьют, и повитухи прямо рекомендуют, оно очень полезное! Хоть пиалушку выпей, а то красную сажу без вина вообще есть нельзя!

Ну ладно, немножко можно.

Беременное вино оказывается шипучим, сладким и вообще без признаков алкоголя, хотя настроение моё существенно улучшается. В мою честь произносят тосты, Азамат держит меня за плечи — или держится за меня, он-то выпил прилично. Вокруг мельтешение, все танцуют, музыка, песни, хохот, блеск стекла, огня и мясного жира…

Глава 25

Я просыпаюсь в какое-то странное время суток. Вроде утро, да не утро, вокруг тускло, прохладно, на мне стопка одеял толщиной в метр, рядом Азамат посапывает. Вылезать из-под одеял совершенно не хочется.

Чуть-чуть поворочавшись, принимаюсь оглядываться. А, так мы в шатре. И сейчас, видимо, дело к вечеру, потому и освещение такое. Ну что ж, логично. Проблема только в том, что я не помню, как я здесь оказалась, но, в принципе, это можно реконструировать.

Под боком шевелится Азамат, протирая глаза. Потом потягивается и вылезает из-под одеял.

— Не замёрзла? — спрашивает, поёживаясь.

— Пока нет, — хмыкаю. — Слушай, я это несчастное платье уже вторые сутки не снимаю. Где бы помыться и во что бы переодеться, а?

— Ну, переодеться тебе вчера надарили, — он кивает в сторону кучи разноцветного барахла под стеной шатра. — Даже мне вчера кое-чего подарили, правда, по-моему, не всё по размеру подойдёт. А помыться — сейчас к Арону пойдём, мы тут близко от его дома.

Я усилием воли заставляю себя выбраться из-под тёплых одеял и выкапываю в куче вещей что-нибудь наименее отягчённое драгоценными камнями и наиболее носибельное. Азамат прихватывает мои вещи вместе со своими под мышку, и мы идём к Арону.

Арон сидит дома один и плачет.

— Да ладно уж тебе так сокрушаться, — утешает его Азамат, который, видимо, знает, в чём дело. Я только холодею и таращусь.

— Что стряслось?

— Да он всё дом наш жалеет, — поясняет Азамат. — Он за ним столько лет присматривал, а тут раз — и всё сгорело.