Сами мы не местные

– Ох, елки… – Меня пришибает новостью. – Как хорошо, что Арон все забрал… Слушай, я же не спросила, а много народу погибло?

– Я знаю о троих, – отвечает Азамат. – Один был у нас дома, но я не уверен, что ты его запомнила. Такой седой…

– Который глупости говорил?

– Хм, ну да, наверное.

– А остальные двое?

– А, то были не мои ребята, ты их не видела. Как у тебя-то там, на Доле? Я звонил Арону, пока ты спала, но не спросил.

– Да у меня должно быть все хорошо, – говорю. – Когда я попала к Ирлику, у меня там острых не оставалось, а с выздоравливающими, надеюсь, Орива справилась. Вы когда последний раз отправляли ко мне раненых?

Азамат прикидывает в уме.

– Еще раз после твоего исчезновения, там двое было. А больше серьезных ранений не было.

– Ну, я надеюсь, все обошлось. Потом позвоню Ориве…

– Так сколько из раненых выжило? – спрашивает Алтонгирел.

Я на него странно смотрю.

– Все. Все, кто до меня живым доехал, выжили.

Теперь на меня все трое странно смотрят.

– И Ирнчин? – осторожно спрашивает Азамат.

– Конечно! Он вообще меня вводил в курс дела, пока я его обрабатывала.

– И тот парень, которому обе ноги оторвало? – с отвращением уточняет Алтонгирел.

– Ну естественно! Только на будущее: ноги тоже надо было прислать, я бы пришила. А так придется ему протезы заказывать, ну да я уж постараюсь, чтобы он не заметил разницы.

– Владычица судеб! – Шепот Алтонгирела срывается на писк.

Азамат начинает хохотать.

– Ну так мы живем, ребята! – громогласно радуется он. – Вот это победа! Даже оплакивать почти некого! Ха-ха-а!

Старейшина с приятно удивленным выражением лица качает головой. Потом он хмурится и черкает мне: «Ирлик-хон теперь от тебя не отстанет. Он любит людей, способных на невероятное».

– И что мне в связи с этим делать? – спрашиваю.

Старейшина пожимает плечами и отмахивается. Видимо, ничего не поделаешь.

Сестра Старейшины живет на самой окраине города, практически носом в горы. Она примерно его возраста, маленькая, тощая, такая же бело-седая и с таким же шнобелем. Алтонгирел объясняет ей проблему, я покорно смотрю в пол и всячески показываю, как мне неудобно обращаться к чужим людям за одеждой. Мне и правда страшно неудобно.

Женщина обменивается взглядами с братом и говорит:

– Ну на такой случай у меня ничего нет, сейчас у дочери посмотрю.

Упомянутая дочерь лет двадцати оказывается моей фанаткой – краснея и запинаясь, просит пофотографировать меня в том платье, которое она мне даст. Я великодушно соглашаюсь. Насморк мой чуток отступил, по крайней мере не чихаю и температуры нет.

В итоге меня обряжают в простое голубое шелковое платье с разрезами по бокам чуть не от талии, а также в новенькие («только вчера купила, ни разу не надевала, что вы!») трусики, страдающие минимализмом. Сапоги я оставляю свои, хотя и с боем. Но ведь в Доме Старейшин все равно разуваться!

Мы с Азаматом долго благодарим щедрую старейшинскую родню и топаем в центр города. На радиальной улице нас догоняет кое-какой народ, спустившийся из космопорта, если так можно назвать плато в горах, где приземляются звездолеты. У моего платья есть существенный минус: пялятся все. Но и существенный плюс: в нем не жарко в раскаленной долине. Даже Азамат, при всей его теплоустойчивости, снял куртку и перекинул через плечо, так чтобы мою вышивку по-прежнему было видно.

– Однако лето близится, – с удовольствием констатирует он.

На площади перед Домом Старейшин толпа такая, что не протолкнуться. Алтонгирел принимается окликать собравшихся, чтобы дали дорогу воеводе, и постепенно все начинают расступаться. Азамат ждет, пока путь совсем расчистится, и берет меня под руку. Мы шагаем вперед, и тут справа от меня кто-то выкрикивает – я уверена, что это Тирбиш, хотя и не видела, кто кричал:

– Азамат – Император!

С противоположного конца раздается свист, Азамат усмехается, но теперь уже два голоса отчетливо повторяют:

– Азамат – Император!

– Танн! – поддерживают их голоса напротив, и пара десятков кулаков колотит воздух.

– Да вы шутите, – неуверенно бормочет Азамат.

Я идиотски хихикаю.

Тут в толпе слева кто-то принимается ритмично стучать в барабан – или бубен, я не разбираю. В такт этому стуку толпа начинает скандировать:

– А-за-мат – Им-пе-ратор! А-за-мат – Им-пе-ратор!!!

Я тяну его за руку, и мы наконец-то движемся к Дому Старейшин, а весь Совет высыпал на крыльцо и одобрительно кивает нам и толпе. Унгуц тоже там, а через мгновение по его левую руку вырастает Ажгдийдимидин, не знаю уж, как он провинтился вперед нас. Мы медленно подходим, и Азамат преклоняет колена перед крыльцом. Я, естественно, тоже. Скандирующая толпа порождает из себя камеры и принимается нас снимать со всех ракурсов, – правда, с моей стороны гораздо больше. Унгуц улыбается нам как родной дедушка и надевает на нас наши хомы. Старейшина-церемониймейстер прочищает горло и намеревается что-то сказать ликующей толпе, но скандировать никто не прекращает, и Ажгдийдимидин машет ему, дескать, брось, без толку. Тогда Старейшина Асундул нагибается к нам и, стараясь перекричать толпу, говорит: