Сами мы не местные

Ирлик хохочет, демонстрируя всем желающим драгоценные зубы, и всё-таки ставит меня на землю. Я отхожу на пару шагов в сторону Азамата, который переводит изумлённый взгляд с меня на Ирлика и обратно. Народ вокруг отшатнулся на пару метров, но не убегает. Я замечаю бледного Алтонгирела с глазами, овальными по вертикали, и Старейшину Ажгдийдимидина с непроницаемым выражением лица, если не считать пульсирующей жилки на лбу.

– Да ла-адно тебе, шарахаешься, как от неродного! – Ирлик разводит руками в звенящих браслетах. – Мы ведь с тобой огонь и воду, так сказать, и спали вместе…

Я чихаю от возмущения.

– Ирлик, шакал, хватит людям голову морочить! Я тебе тогда не дала и сейчас не дам, у меня муж есть! – я демонстративно вцепляюсь в Азамата, который на меня смотрит со своей характерной удивлённой улыбкой. Не знаю уж, что он имеет в виду, но мне становится неловко за обращение к Ирлику на "ты".

– Ишь какая злая, – обижается Ирлик и внезапно подмигивает Азамату. Потом снова обращается ко мне: – А я думал, спасибо мне скажешь, что подкинул тебе материала для резьбы по мясу.

– А я как раз хотела поинтересоваться, за каким шакалом надо было забрасывать меня к Кириллу, – сообщаю я несколько тише.

– На страх врагам, конечно! – радостно отвечает Ирлик и снова покатывается со смеху. – Ты бы видела их физиономии, когда… ой, не могу, у меня чуть брюхо не треснуло! И всего-то понадобилось два слова заклятия, а какой эффект!

– Какого заклятия? – моргаю я.

– Ну как же, для подначки! А то ты по природе слишком уж разумная и миролюбивая, а мне так скучно! – Ирлик улыбается так широко, что становится непонятно, где кончаются зубы и начинаются ожерелья.

– Так это ты… – начинаю я, но возмущением все слова смывает. Кое-как совладав с собой, я корчу кривую рожу. – Отлично. Спасибо, что хоть сказал, а то бы я всю оставшуюся жизнь мучилась, что это у меня переклинило внезапно, – я хочу ещё что-то добавить, но снова оглушительно чихаю. – Вот и простудилась из-за тебя!

Ирлик на секунду перестаёт хохотать и всматривается в меня, прищурив густо накрашенные глаза. На его лице появляется и тут же исчезает кривая ухмылка понимания, после чего он одним плавным движением оказывается прямо передо мной в позе "лотос", прикладывает обе разрисованные когтистые ладони к моему животу и дует на них. Меня прошибает жаром.

– Что ты… – начинаю я, но он перебивает.

– Чада твои будут здоровые и прекрасные, как я. Что внутри, что грядущие.

Протараторив всё это, он откидывается назад в приступе божественного хохота, выгибается, совершает умопомрачительный кульбит (и как в юбке не запутался, понять не могу!) и перекидывается маленьким алым мангустом, который, напоследок пошевелив подвижным носом, исчезает в расщелине скалы.

Я несколько прифигеваю от множественного числа и ошарашенно провожаю взглядом яркого зверька, когда вокруг меня начинается какое-то движение. Очнувшись и оглядевшись, я понимаю, что все мужики вокруг попадали на колени за исключением Старейшины, который сплёл пальцы халой и беззвучно шевелит губами, и Азамата, который вцепился в меня, как клещ, и смотрит счастливо и обалдело.

Я осторожно прокашливаюсь – и чихаю.

– Можно уже встать, – говорю сиплым голосом, вытирая нос платком, который Азамат мне протянул. – Он ушёл.

В ответ по коленопреклонённой толпе пробегает волна восклицаний:

– Белая богиня!

– Всеобщая мать!

– Владычица судеб! Вечная весна!

Я беспомощно поворачиваюсь к Азамату. Он обозревает происходящее, как мне кажется, с юмором. Во всяком случае, мне хочется надеяться, что он не начнёт опять городить околесицу про моё божественное происхождение. Он переводит взгляд на меня, и уголки его губ слегка дёргаются.

– Они встанут только в одном случае, – шёпотом говорит он, подхватывает меня под мышки и сажает к себе на плечо. И правда, Алтонгирел тут же встаёт, а вслед за ним постепенно и остальные. Азамат, как мне кажется сверху, величественно относит меня до кабинки канатной дороги и сгружает внутрь. Остальные подтягиваются за нами к площадке, с которой надо грузиться в кабинки, и Алтонгирел проворно подсаживает к нам Старейшину, а затем забирается сам. Вчетвером мы и отъезжаем вниз над головами низкорослых сосенок.

Алтонгирел всё ещё бледный, пялится на меня, как на привидение, а на щеках горят красные пятна. Азамат довольно ухмыляется, но держит меня крепко, как будто боится, что я тоже сейчас превращусь в какую-нибудь зверюшку и ускачу в лес. Старейшина Ажгдийдимидин разглядывает меня, не моргая, а потом внезапно открывает рот и хриплым, высоким, непривычным к использованию голосом произносит:

– Рассказывай.

И я выкладываю, как на духу, всё с того момента, как увидела на склоне котёнка, и до исчезновения Ирлика минуту назад. Все попытки не рассказывать то, чему присутствующие и так были свидетелями, проваливаются с треском, слова из меня так и прут. Некоторых я, кажется, и не знала до этого рассказа. Не удивительно, что наш духовник вынужден молчать, если в его голосе такая сила.