Сами мы не местные

Мне резко становится неуютно. Не потому, конечно, что я боюсь Аравата, а потому, что не знаю, как с ним себя вести. Он вызывает во мне сильнейшую неприязнь, но я не могу твёрдо сказать, от того ли это, как он поступил с Азаматом, или от того, как я сама при первой встрече закатила ему прилюдную истерику. То есть, конечно, и то, и другое, но не знаю, что больше. И потом, если бы дело было только в его вине, то я могла бы великодушно пренебречь своими эмоциями на то время, что он мой пациент. Но вот когда сверху накладывается ещё и собственный стыд, то никуда деться от этого уже не получается. Но не просить же у него, в конце концов, прощения, хоть и для собственного спокойствия, а не для его!

– Тебе мало было меня один раз на всю столицу ославить, – начинает он, как будто прочитав мои мысли. – Теперь ещё всем в городе раструбишь о моих болячках?!

– Если это единственный способ заставить тебя долечиться, то да, – огрызаюсь я.

– Тебе-то до меня какое дело, женщина? – ворчит он, правда, немного поумерив ярость. – У тебя передо мной долгов не было.

– А я не для себя стараюсь, – говорю.

– Он всё-таки тебя прислал, – щурится Арават.

– Да ну что ты, – протягиваю я. – Он и не знает, что ты болен. Ему сейчас вообще не до того, ты же понимаешь, не успел он войну выиграть, как на него это императорство свалили, теперь ни отдохнуть, ни уехать, уж не знаю, что будет, когда ребёнок родится… – я сетую, изо всех сил копируя тон, каким клубные кумушки жалуются на мужей. Арават вцепляется в спинку кровати и подтягивается на руках в сидячее положение, не сводя с меня расширенных глаз. Какой же он всё-таки высоченный, это ж страх.

– Какое императорство? – хрипло переспрашивает он.

– Ну как какое, – моргаю. – Ты тут совсем забурел, я смотрю. Новости хоть почитай на досуге, пока валяться будешь. И не пытайся больше встать, пожалуйста, а то придётся тебя привязать к кровати.

Он съезжает обратно в горизонталь, всё ещё буровя меня взглядом. Эмоция в нём чувствуется очень сильная, только не могу понять, какая.

– Спокойной ночи, – говорю, гашу свет и выхожу из комнаты.

На кухне – это то самое гигантское помещение, где нас кормили, – сидят сосед, двое парней-сиделок, пилот и Арон и пьют кофе.

– Ну как он? Вы ему объяснили? – набрасываются на меня с вопросами.

– Объяснила, а ещё я ему намекнула на последние новости, так что у него теперь есть стимул пожить подольше, – усмехаюсь я.

Арон отводит взгляд и качает головой.

– Не думаю, что он простит Азамата.

– Я тоже не думаю, – с фальшивой жизнерадостностью соглашаюсь я. – Но я думаю, если он очень постарается, то Азамат простит его.

Мужики гогочут.

– Мне тут Азамат звонил, – говорит Арон, наливая мне кофе. – Сказал, что вы забрали его телефон, а теперь не берёте трубку. Я ему сказал, что у вас идёт операция, но он очень просил позвонить потом, на номер Алтонгирела.

– Ну щас, – я принимаюсь шарить по карманам свитера. Он отяжелел и обвис от напиханных в него вещей. Ага, вот и телефон.

– Азаматик, котик, что там такое? – воркую в трубку, прихлёбывая кофе.

– А, Лиза! Я просто узнать, долго ли ты там пробудешь? А то я уже соскучился! – тон у него весёлый, а язык немного заплетается. – Тут так весело, мне ужасно жаль, что ты пропускаешь! И люди интересуются, куда ты делась, всем же любопытно посмотреть…

На заднем плане там музыка, смех, треск костров. Мне резко хочется прочь из этого тоскливого дома, туда, к мужу и к веселью.

– Ну вообще-то я тут закончила, – говорю. – Так что если кто-нибудь меня отвезёт, то я могла бы и прямо сейчас вылететь.

– Отвезу, отвезу! – встревает мой пилот. Выглядит он, вроде, не очень сонным.

– Ну вот, – говорю в трубку, – доброволец есть. Так что жди.

Азамат издаёт победный клич и принимается заверять меня в своей вечной любви. Я хихикаю и, кажется, краснею. Наконец он меня отпускает, пообещав ждать с нетерпением. Мои компаньоны за столом отворачиваются и делают вид, что ничего не расслышали.

Я быстро собираю немногочисленные пожитки, ещё раз инструктирую домочадцев насчёт Аравата, и мы с Ароном грузимся в унгуц. Арон заводит волынку насчёт того, что не надо было мне при всех обсуждать болезнь Аравата, тем более, камни в почках – это так стыдно, так стыдно… Минуты через три я бесстыже отрубаюсь у Арона на плече, восприняв его бубнёж, как колыбельную.