Сами мы не местные

– Мы в равном положении, – повторяю я, – потому что мы все любим Азамата и желаем ему добра. Как мы все теперь знаем, у Азамата есть проблема, которую он не в силах решить сам. Согласитесь, что, какой бы он ни был умный, сильный и хороший начальник, один против целой планеты он ничего сделать не может. А теперь посмотрим на себя. Мы все здесь красивые известные люди с гласными именами. С нашим мнением считаются другие. Я уверена, что если мы объединим усилия, то сможем помочь ему преодолеть эту проблему довольно быстро, вы так не думаете?

Они явно удивлены моим позитивным настроем. Ждали, что я начну визжать и швыряться предметами? Щазз, мне в данном случае важен результат, а не месть.

– Но что мы можем сделать? – робко спрашивает Арон. Видимо, за те годы, что Азамата не было на планете, его папаша успел окончательно раздавить младшего сына. Ну или он такой родился, не знаю.

– А вот и давайте подумаем над этим. Давайте все предложим какие-нибудь варианты. Для примера, я предлагаю вот что: если в вашем присутствии кто-то называет Азамата уродом, покажите этому человеку, что вы его осуждаете. У вас для этого много жестов.

Эцаган и Унгуц хихикают, Ирнчин кивает с каким-то хищным предвкушением на лице.

– Ещё хорошо бы, – произносит Унгуц, теребя кончик бороды, – приглашать его на всякие праздники. Насколько я его знаю, он любит большие застолья, и скорее всего скучает по тем временам, когда его с радостью ждали у каждой скатерти.

– Да-да, – киваю я, – он и сам был бы рад позвать гостей, но боится, что никто не придёт.

– Кстати, можно всем друзьям и знакомым рассказывать, что капитан – классный мужик, – вдохновляется Эцаган. – Я думаю, если человек от двух-трёх людей это услышит, то хотя бы подумает, прежде чем плохо к нему относиться из-за внешности.

– Дело говоришь, – кивает Ирнчин. – А я думаю, надо обязательно с ним здороваться, если на улице встретишь.

При этих словах тренировочные мужики как-то приседают. Видимо, за ними водится притворяться незнакомыми.

– Ну, ещё, – робко говорит Убуржгун, – когда мы в трактире обсуждаем тренировки, упоминать его почаще и хвалить, потому что молодняк часто подслушивает…

– Хорошо, замечательно, – поддерживаю я.

– Да надо за своим языком следить, – решительно оглашает Онхновч то, что все старались не упоминать. Голос у него низкий и мощный, убедительно звучит. – Раз уж такое дело, тут одними словами не отделаешься. Он ведь борьбой занимается в перчатках, потому что народ брезгует. И надевает их долго каждый раз. А так подумать, что такого? Шрамы-то не заразные. Можно хоть разок сказать, мол, плюнь, мне это всё равно.

Остальные согласно гудят.

– Вообще-то, – говорит своим высоким певческим голосом Ахамба, – у меня уже лет пять лежит набросок баллады о том, как он эти шрамы заработал…

– Ух ты! – оживляется Унгуц. – Давай-давай, это замечательная вещь должна получиться! Только лучше бы не балладу, а баю. А то баллад у нас в последние двести лет сочинили столько же, сколько за всё время раньше. А бай новых давненько не слыхали. Так что она и разойдётся быстрее, и людям интереснее слушать будет.

– А чем они отличаются? – спрашиваю я.

– Ну как же, – Унгуц разводит руками, – баллады грустные всегда. Плохо кончаются. Они про хороших людей, у которых судьба не сложилась. А бая – доброе сказание о великом человеке. И заканчивается всегда хорошо.

Я начинаю улыбаться, как идиотка. Хорошо заканчивается-то – это ведь свадьбой? Что, я теперь ещё и в фольклор попаду? Ну и ладно, лишь бы это Азамату добавило популярности.

Народ развеселился, идеи роятся, в том числе совсем безумные. С другой стороны, теперь они в деталях обсуждают высказанное раньше. У Онхновча несколько дней тому сын родился, скоро будут праздновать. Вот, Азамата позовут. Унгуц обещает одёргивать некоторых особо чванливых Старейшин. Дескать, после нашей свадьбы к его мнению стали больше прислушиваться на Совете. Эндан обещает донести нашу миссию до своих знакомых наёмников, чтобы они тоже подключились, они-то Азамата уважают. Арон потихоньку интересуется у Алтонгирела, насколько груб тот жест, что Эцаган показывал Онхновчу.

Наконец тема кажется исчерпанной, во всяком случае, до полевых испытаний. Я со счастливой улыбкой всех благодарю и заверяю, что, поскольку мы с Азаматом очень близки, я сразу замечу перемены к лучшему. Это чтобы ребята не расслаблялись, а то если перемен не будет, я же так просто не отстану. Мы уславливаемся встретиться снова через две недели. После этого все расходятся, остаются только Унгуц и Алтонгирел.

Духовник вообще почти всё время обсуждения молчал. Не могу сказать, что я ждала от него особенной активности, но он поначалу так виновато выглядел, что можно было ожидать попытки реабилитации. Но то ли он слишком ушёл в себя, то ли по своему обыкновению скептически отнёсся к моей затее.

– Ну что? – спрашивает его Унгуц с хитрой усмешкой. От него, конечно, тоже не укрылась Алтошина молчаливость.

Тот как-то нервно разводит руками.