— Ты хочешь? — склоняется, касается своей горячей, каменной плотью моей промежности, а у меня вдруг внутри вспыхивает огонь злости и обиды.
Я будто дорогая игрушка, чувства которой он не щадит, но ужасно боится испортить. А мне может другого хочется. Чтобы с ума сходил от меня. Чтобы сумасшедшим рядом со мной становился. Чтобы был хоть немного похож на Анонима…
— Почему, Самир?
Он замирает, непонимающе хмурится.
— Что?
— Почему ты такой со мной? Почему такой до омерзения правильный и холодный? Ты у своих любовниц тоже спрашиваешь разрешения прежде чем войти в них? Или это только я удостаиваюсь этой чести? Не отвечай. Помню, как ты говорил, что трахаешь их. А я, видимо, не возбуждаю тебя. Я бревно, видимо, — толкаю его в грудь и Сабуров пораженно отстраняется. Поднимаюсь, сажусь к нему спиной и кусаю губы до крови, изо всех сил сдерживая рыдания.
Зря вспылила. Опять эти гормоны дурацкие… Сейчас он снова уйдёт, а я буду пожирать себя изнутри.
— Иди сюда, — цепко хватает меня за руки, тащит к себе и припечатывает к своей груди. — Никаких слёз, Анастасия, — звучит приказ и его губы касаются мочки моего уха. — Слушай меня внимательно и запоминай. Я не буду повторять. Ты принадлежишь мне. Всегда принадлежала. И я буду делать с тобой всё, что захочу. Правда, будет это после того, как ты родишь. Я не хочу причинить вред ни тебе, ни ребёнку. Что касается любовниц. Их нет. Уже давно. Всё ясно?
Я киваю, хоть и душит этот проклятый ком в горле.
— Всё. Спать, — ложится сам и дёргает меня на себя. — Такой настрой пропал. Женщины…
А буквально через пару минут я слышу за спиной храп и губы расплываются в идиотской улыбке.
Ещё долго так улыбалась. До одурения счастливо. Что-то вдруг изменилось. Я почувствовала это. И, быть может, Самир действительно пьян, может он и пришёл потому что пьян, но он этого хотел. Его тянуло ко мне.
Это ли не главное?
Вдыхая его сильный, волнующий запах, закрыла глаза. Завтра всё будет по-другому. Вот увидите…
*****
Её светлые волосы рассыпались по подушке, а худенькая фигурка почти незаметна в полумраке. Тёплая, солнечная девочка.
Самир уже и забыл как оно, вот так просыпаться рядом с ней, маленькой Настенькой. Внутри шевельнулось что-то тёплое, до ужаса знакомое. Нет, не надо ему этого. Не надо этой любви. Ничего хорошо из этого не выйдет.
Любовь, она для слабых духом. Ну или для женщин. Чтобы мир в розовой дымке и цветы в душе. А ему и без этого хорошо.
Но вопреки доводам разума рука потянулась её плечу. Холодная. Ледяная.
— Насть, ты замёрзла, что ли? — отчего-то внутри всё сжалось в пружину. — Насть? — Самир перевернул её на спину и в глотке что-то застряло, не выдохнуть.
Она смотрела на него застывшим, остекленевшим взглядом. Как мать тогда.
— Настя…
Внизу, в районе её живота зияла кровавая дыра. Ребёнка словно выдрали из девочки. А вокруг кровь. Столько крови, сколько он за всю свою неправедную жизнь не видел.
— Настя-я-я! — захрипел от удушья, хватая её за плечи. — Настя! Открой глаза, Настя!
Перед глазами всё помутилось, закрыл глаза. Надо просто проснуться. Это сон. Тряхнул головой, открыл глаза и всё та же адская картина.
— Кто? Кто это сделал, маленькая? Кто тебя обидел, Насть? — подняв взгляд, взглянул на своё отражение в зеркале.
*****
— Самир? Проснись, Самир! — кто-то кричал рядом, а он всё тряс в руках её тело, пытаясь привести Настю в чувство. — Самир! — её голос вдруг врезался в сознание и глубокий, почти болезненный вдох заставил сердце снова забиться.
— Ты… Ты что? — Настя захлёбывалась слезами, припадая к его груди. — Самир… Не умирай… Прошу!
Поражённо моргнув, отодрал девочку от себя и пробежался взглядом по её телу. Потрогал живот, лицо и, откинувшись на подушки вместе с ней, закрыл глаза.
— Тихо. Тихо. Не плачь. Со мной всё впорядке.
— Ты не дышал! — её голос сорвался и перешёл в плач.
— Тихо, сказал! Мне сон приснился просто. Сон, — до сих пор всплывал застывший взгляд матери, Насти, пятен крови на ковре и постели и всё смешалось в голове в какое-то жуткое, кровавое месиво.
Сон. До жути реалистичный и кошмарный. А ведь он с детства не видел снов. Вообще. Никогда. После гибели матери как отрезало. Нормальным детям после таких ужасов наяву каждый ночь мерещатся кошмары, а он спал, как убитый. До сегодняшней ночи.
Можно, конечно, списать на алкоголь, но он-то знает, в чём дело.
— Я так испугалась…
Чувствовал, как бьётся её сердце и внутри разливалось теплом облегчение.
— Не бойся. Я рядом.
*****
Он страдал. Я видела в его глазах эту едва уловимую печаль и затаённую боль, что постепенно пробиралась и в мою душу. Она иссушала нас обоих. У каждого своя, но уже общая. Как тот маленький комочек счастья, что ношу под сердцем. Мы с Самиром никогда уже не будем чужими. Может, так и не станем настоящей семьёй, но и порознь не будем.