Когда Юрка вышел с проповеди, день уже был в разгаре. По-летнему красное солнце поднималось над верхушками скал, тех самых, куда пытался уйти дед, жгучие лучи заставляли прятаться в тень. Время-то идет, а еще столько нужно переделать — отец Андрей, конечно, порой добрый и понимающий, но чаще, если работа в срок не сделана, как возьмет хворостину, и давай вразумлять.
И поэтому Юрка не очень обрадовался, когда дорогу ему преградили двое парней лет шестнадцати, и один из них, тот, что повыше, в поношенной выбеленной солнцем рубахе, спросил:
— Это ты — внук Афанасия Петровича?
— Ну я, — буркнул Юрка. — Чего надо? Не видите, тороплюсь.
— Не видим, — сказал второй, по случаю жары, видимо, одетый в одни черные трусы, весь коричневый от загара. — Торопятся не так, по себе знаю. Ничего, подождет немного твой отец Андрей, ничего с ним не случится. Идем с нами.
— Зачем это? — насторожился Юрка.
— Надо. Дело есть. Да не бойся ты, никто тебе ничего плохого не сделает.
Ну, в этом Юрка и не сомневался. Он со всеми жителями деревни не знаком, жителей тех, говорят, без малого восемь сотен. Зато все, наверное, знают, что именно этот пацан — мальчик на побегушках самого отца Андрея, деревенского отца-инквизитора.
Парни повели Юрку куда-то на окраину деревни, шли, сворачивая с одной узкой улочки на другую, вдоль покосившихся щелястых заборов, низеньких, утонувших в земле домиков, больше порой напоминавших землянки. Изредка на них взбрехивали собаки, но такое случалось нечасто — собак было мало, большинство тех, что пережили Взрывы, одичали, ушли в леса, к выжившим волкам, спаривались там, давали потомство, растили его — в общем, тоже пытались выжить, по-своему, без людей.
Нырнули в очередной узкий проулочек, где противоположные заборы едва оставляли места пройти — какой-нибудь особо широкоплечий здоровяк попросту мог и застрять, зацепившись плечами за выцветшие от времени доски. Шедший впереди загорелый постучал в щербатую дверь, да не просто постучал, а каким-то хитрым стуком, явно условным. Юрка сразу же напрягся, знал он уже подобные хитрые штучки, случалось самому так хитро стучать, когда бегал к отцу Андрею. Тот называл все это очередным мудреным словом — «конспирация».
Со скрипом распахнулась дверь, миновав крохотный, поросший бурьяном дворик, все трое зашли в дом — да какой там дом, одно название, на самом деле древняя хибара. Только Юрке не пришлось наклоняться, проходя внутрь — остальные кланялись, не желая биться головами о низкую притолоку.
Внутри было темно, только сейчас Юрка сообразил, что, несмотря на самый разгар дня, окна закрыты ставнями, лишь редкие лучики света просачиваются сквозь щели.
А за маленьким столом сидел…Афанасий Петрович. Живой, кажется, даже здоровый — только весь какой-то осунувшийся, похудевший, лицо черное, обветренное, седые брови грозно нахмурены.
— Ну здравствуй, внук, — негромко сказал он.
— Как? — едва выговорил Юрка, но дед его понял.
— Сейчас расскажу.
Выяснилось, что на самом деле погоня деда не догнала, потеряла где-то в горах, а священники, чтобы не говорить народу правду, взяли одного из мертвых стражников, который на Афанасия Петровича ростом да шириной плеч походил, и показали людям — вот, мол, настигло возмездие смутьяна. Стражник упал, лицо разбил — кто там отличит его теперь от Афанасия Петровича; форму с трупа сняли, под лопатку ему вогнали стрелу, так и сошло.
Тем временем парни, которые привели Юрку, сноровисто накрыли на стол — набросили пожелтевшую от времени льняную скатерть, в нескольких местах аккуратно заштопанную, поставили большую чашку с вареной картошкой, надтреснутую стеклянную солонку.
— Давай, ешь, — кивнул Афанасий Петрович внуку.
Юрка торопливо кивнул в ответ, принялся жевать горячую картошку, чувствуя, что все еще не может свыкнуться, с тем, что дед жив. И одновременно с ужасом понимая, что придется все рассказать деду про то, как он, Юрка, его предал.
Но, видимо, старик все прочитал на Юркином лице, потому что сам неожиданно прекратил жевать и тихо сказал:
— Ты, наверное, думаешь, что я сердиться буду? На тебя?
— Да, — судорожно мотнул головой Юрка.
— Брось, — сухо сказал дед. — Не ты, так кто-нибудь другой. Все к этому шло. Ты думаешь, я почему с лазером под подушкой спал? Ждали мы чего-то в этом роде, Юрка, ждали. Но не думали, что они решатся так рано, нам казалось, что время еще есть, что мы успеем что-то сделать. А видишь, как вышло-то. Решились чернорясые все-таки показать, кто в наших краях хозяин.