СамИздат. Фантастика. Выпуск 3

«Удивительно», думал он, вглядываясь в сиреневые сумерки за окном, «как жилище накладывает отпечаток на людей, как при свете голой лампочки в патроне бесценная человеческая жизнь превращается, легким движением пальцев превращается в „бытовуху“, как выцветают глаза. В коммунальных квартирах водятся», Евгений улыбнулся, «мужики в безразмерных тянучках, одетых коленками назад, с большим пузом, обтянутым грязной майкой, бывшей белого цвета в своем непорочном девичестве. Бреются раз в два месяца, любят дешевую водку и Жириновского, постоянно промахиваются мимо удобств. Раз. Старушки в валенках и халатах до пят, вечно варят воду в ковшиках и целыми днями смотрят в окна и телевизор. Моются реже, чем мужики в тянучках бреются. Два. Мамаши, непрерывно кипятящие белье в огромных баках, которые занимают на плите две конфорки, постоянно стирающие, чистящие морковку и картошку, всегда с красными мокрыми руками, сердитые и недовольные. Три. Их малолетние дети, скользящие в застиранных колготках по драному линолеуму. Они везде таскают за собой пластмассовые машинки, разломанные пистолеты, дудки, самолеты и трехколесные велосипеды. Дети не расстаются с замусоленным черствым печеньем, которое в итоге скапливается где-нибудь за батареей и служит великолепным подспорьем тараканам».

Соседка Евгения принадлежала к пятому типу. Дама неопределенного возраста, между двадцатью девятью и шестьюдесятью годами, с нарисованным на бледном пергаменте лицом. Тонкие губы и густо зачерненные тушью глаза, выглядели настолько неестественно, что казалось, будто яичницу жарит сам Майкл Джексон после очередной пластической операции.

— Женя, это у вас вчера телефон звонил? — делая ударение на слове «телефон», спросила соседка.

Она представилась, как «Татьяна», но Евгений упорно приплюсовывал отчество, подчеркивая разницу в возрасте.

— Да, звонил, — ответил он, оборачиваясь, — А что?

— Так он же не работает, — уверенно предположила соседка.

— Откуда вы знаете?

— А что тут знать? — женщина пожала плечами, — У нас в квартире телефонной линии нет, и у соседей нет. Во всем доме нет. Как же он будет работать?

— А откуда здесь вообще взялся этот аппарат?

— Ой, — махнула рукой соседка, пробуя яичницу, — До вас тут один дед жил. Его и звали все так — Дед, за глаза и в глаза. Вот он и приволок.

— Зачем?

— Зачем, зачем… Затем, что сумасшедший был. Он по телефону по этому денно и нощно бубнил. Мы с Тамарой и видели его редко, нелюдимый он был, дикий. Но тихий.

— А куда он съехал, вы не знаете? — заинтересовался Евгений.

— Чего ж не знаю. Помер он, прости господи. Взял, да и помер.

— Вот как…

— Да-а!.. Только вот когда мебель-то его выносили, так, одно название, а не мебель, — соседка понизила голос, — телефон-то да и зазвонил… Один из грузчиков, молодой парень, снял трубку, послушал. «Молчат», говорит. А мы с Тамарой стоим, ни живы, ни мертвы. Вчера вот опять звонил…

Соседка выжидающе уставилась на Евгения.

— То же самое, снимаю трубку — тишина, — пожав плечами, соврал тот, — Наверное, звонок самопроизвольно срабатывает.

— А разговаривал-то ты с кем? — вкрадчиво поинтересовалась соседка.

— А разговаривал я по сотовому! — Евгений подхватил закипевший чайник, — На работу опаздываю, извините.

Жизнь шла своим чередом, проскакали новогодние праздники, словно пьяные казаки с папахами набок и шашками наголо. Телефон молчал.

Из комнаты потихоньку выветрился нежилой запах, забился в щели под плинтусами, замер под полом, затаился. Медленно, но верно, начал прибавлять в весе день, поблескивать солнышком. А телефон молчал.

Черную тоску вытеснила, выдавила в форточку странная полузабытая грусть, заставляющая легкие трепетать, словно крылья, и уносящая сквозь бетонные перекрытия куда-то ввысь, в облака. А телефон безмолвствовал.

Однажды ночью Евгений проснулся оттого, что в дверь тихо, но настойчиво стучали, просяще и, одновременно, извиняясь. Красные цифры часов горели в темноте половиной третьего. Евгений натянул штаны и, покачиваясь, прошлепал открывать.

На пороге стояла соседка, Тамара Николаевна, в накинутой на плечи шерстяной шали поверх длинной ночной сорочки, с покрасневшими от слез глазами, комкая на уровне груди носовой платочек.

— Что случилось?

— Женечка, дайте мне позвонить, — По лицу женщины пробежали две блестящие дорожки, — По-пожалуйста, — голос перехватило судорожным всхлипом.

Евгений так опешил, что молча отступил в сторону, пропуская ночную гостью вглубь комнаты. Он зажег ночник и отступил обратно к дверям. Тамара Николаевна мелкими шажками, неотрывно глядя на черный аппарат, как сомнамбула, приблизилась к подоконнику. Беспомощно оглянулась, словно ищи поддержки, и, поправив сползшую на глаза прядь, осторожно взяла трубку.

— Ванечка! Ванечка, это я! — произнесла она скороговоркой, — Мне так плохо без тебя, Ванечка! — плечи женщины сотрясались в рыданиях, — Зачем ты ушел, Ванюша? За что не возьмусь, все из рук валится…