На миг мы напомнили мне двух подростков, выясняющих, кто на кого не так посмотрел на перемене. Я уже догадывался, что рано или поздно вызову ее гнев, но не собирался делать это в ближайшие дни, жизнь все еще казалась мне прекрасной.
— Я же говорила тебе о восьмом правиле. Тебе ничего не грозит с моей стороны, напротив, я могу защитить тебя от любой опасности на моей планете.
— О каком же тогда гневе речь?
— Да о любом. На дождь, на бессердечников, на твоего пилота. Могу просто так рассердиться, могу по твоей просьбе…
Я прервал ее, обхватив и крепко прижав к себе.
— Не сегодня, дорогая. Не сегодня и не завтра, хорошо?
Мы выторговали друг у друга еще неделю. Расставаться было трудно, но затягивать я тоже не решался. Слишком велико было желание забыть про остальной мир и поселиться здесь с Эрнестиной навсегда.
Вылет назначили на вечер, чтобы провести еще один день вдвоем. Она заглянула в конец своей книги и выглядела на редкость спокойно.
Чего никак нельзя было сказать о Девисе.
Увидев нас, он как-то задергался и заметался. Эрестина подошла к нему справа, а я слева.
— Что там дальше по плану? — поинтересовался я.
— Ничего, — он шарахнулся от нимфы, как от ядовитой жабы.
Нимфа протянула руку и осторожно взяла у него тетрадку.
— «Сведения подтверждать только фактами. Ни догадок, ни слухов, ни сомнительных сведений». Похоже на мой «Заповедник».
— Я не понимаю этого указания, — пробормотал Девис, пятясь в кабину. Я запрыгнул на свое пассажирское кресло. Нимфа вскочила на выдвинутую подножку.
— Зато я могу объяснить, — спокойно сказала Эрнестина, прищуриваясь. В прошлый раз она так делала, выясняя мысли нашего корабля. — Сведения об исправности корабля можно подтвердить простым его включением. Если все лампы загорятся зеленым, то вы можете улетать хоть сейчас.
Девис жалобно посмотрел на меня. Он выглядел совсем испуганным, и мне даже захотелось перестать его мучить.
— Включай.
— Не могу.
— Хочешь знать, что это такое, милый? — Эрнестина брезгливо потрясла тетрадкой. — Это никак не конспект лекций, это мертвые буквы. Они не несут знаний. Тот, кто их писал, ни к чему новому не стремился, более того, особенно не вникал в смысл.
Девис вжался в сиденье и стал похож на блохастого бродячего кота.
— Расскажи нам, Девис, где ты списал это?
— В м-м-музее космонавтики, пока ждал Ники. Там на станции был такой музейчик в одну комнату, я купил сувенирную тетрадку и переписал в нее слова со стенда, решил, что так будет правдоподобнее…
— Правдоподобнее что? — вступился в разговор я.
— Промахнулся ты, мальчик, — сказала Эрнестина, снова прищуриваясь. — Тебе нужен был стенд с аварийной проверкой систем, но он был на реставрации, и ты решил обойтись «Правилами контроля систем, применяемыми при разработке». Для объяснений простому художнику сойдет, так ты подумал?
Девис кивнул и схватился за голову, будто закрывая от нимфы свой бесполезный мозг.
— Так за что тебе заплатили? За скармливание Ники Макарова злобной нимфе? Ты ведь знал о моей планете? Время от времени ее перепродают эксцентричным миллионерам, но поселиться тут пока никто не рискнул, добираться неудобно, да и чистить от леса долго… И самое страшное, здесь водятся непредсказуемые чудовища.
Эрнестина отступила на шаг и подмигнула мне. Я послал ей воздушный поцелуй.
Нимфа развела руки в стороны. На ее ладонях образовались два огненных шара.
Она нахмурилась и поднесла один из них к открытой дверце.
Хорошо, что я успел пристегнуться.
Окна и двери захлопнулись. Корабль заурчал и взмыл в небеса.
Я не успел увидеть, но предполагал, что, выпустив для устрашения пару-тройку огненных снарядов и спалив полянку, Эрнестина со слезами на глазах перечитает последнюю страницу своего «Заповедника»:
«Будь сильна. Если истинная любовь посетила тебя, умей отпускать».
— Так чего ты ко мне привязался, теперь-то можешь объяснить? — спросил я, уничтожая последний пакетик с орешками. Мы уже покинули последний туннель и кружили над Миланом-12, ожидая разрешения на посадку.
— Серьезные ребята предложили мне заработать. Они сказали, что Ники Макаров собирается приехать к закрытию своей выставки на Милане-12 и присутствовать на аукционе. Если бы Ники Макаров задержался больше, чем на месяц, и следов его нельзя было обнаружить на официальных трассах, то его можно было бы признать пропавшим без вести или умершим, но в любом случае стартовая цена картин возрастала более чем в десять раз. А дальше…
— Понятно, — я потянулся. — И ты решил денежек подзаработать и фирме своей нагадить, корабль же не твой?
— Они мне центы жалкие платили. Сожрут их полиция и страховая контора, так им и надо, — сердито сказал Девис, — а мазня твоя, если хочешь знать, вообще ничего не стоит, пока ты жив.
— Что ж ты тогда на мою папочку с рисунками Эрнестины весь полет косишься?
Девис снова заерзал.
— А, уже прихватил пару листочков, да? Пока я отлучался из кабины, небось прихватил, да?
— Не найдешь, я их хорошо припрятал.
— Думаешь, после тюрьмы хорошо на них подзаработаешь?
Девис злобно сверкнул на меня глазенками.