Само собой и вообще

Ани потом сказал мне, что ему ужасно не хотелось расставаться с книжными сокровищами. Он бы с удовольствием остался возле них на всю ночь. Но тогда наша мама наверняка побежала бы в полицию заявлять о пропаже ребенка. Поэтому Ани отправился на трамвае в далекий обратный путь. А добравшись до дома, уже на лестнице услышал, как где-то долбят и стучат. Но он и представить себе не мог, что весь этот шум доносится из нашей квартиры. Открыв входную дверь, Ани тут же споткнулся о разбросанные по полу обрезки досок и инструменты. С трудом пробрался к своей и Шустриковой комнате — и увидел маму. Она прибивала доску к остову перегородки. Потом Ани увидел папу с Цвикледером, которые прилаживали новую дверную раму, и Вильму, которая замазывала гипсом щели. Кругом валялся строительный мусор высотой по колено, а Шустрик носился туда-сюда, ужасно важный и гордый, подавая инструменты и разнося пиво, потому что у столяров-любителей то и дело возникала сильная жажда.

Сразу после Ани пришли и мы с Вуци. По лицу моего дорогого братца можно было сразу догадаться, что он в радостном шоке. Ани любит изображать из себя спокойного, хладнокровного человека, но то, что делали для него четверо взрослых, настолько его тронуло, что ни о каком хладнокровии не могло быть и речи.

Ани сидел на укрытой пленкой куче постельных принадлежностей и Шустрикова хлама, и вид у него был такой, будто он заглянул в рай! Потом он вскочил, издал ликующий вопль и стал прыгать на этой куче, как мячик. Это надо было видеть — мой брат Ани прыгает, как резиновый мячик! И кричит:

— У меня будет своя комната! У меня будет своя комната!

Я понятия не имела, что хижина обрушилась, и подумала, что все это — заранее запланированное поздравление для Ани, про которое мне никто ничего не сказал. Я даже немножко обиделась и почувствовала себя исключенной из общего дела. Конечно, я не очень-то люблю работать руками, но для счастья собственного брата могла бы и пошевелить своими нежными пальчиками! Поэтому я несколько рассержено спросила, когда же будет ужин.

— Ужин сегодня отменяется, — сказала мама.

— И даже торта нет? — спросила я.

— Почему именно торта? — осведомился папа, но едва он сказал это, до него дошло. И до мамы тоже!

— Черт, — сказал папа.

— Черт, — сказала мама и выронила молоток.

Ани был настолько счастлив, предвкушая гигантски увеличенную вторую кожу, что даже не обиделся за несостоявшееся праздничное пиршество. Если бы последнее слово было за ним, мы бы строгали и пилили до следующего утра, лишь бы поскорее закончить разделение комнаты. Но папа и Цвикль (с недавних пор я зову его так) настояли пойти куда-нибудь поужинать. Потому что они проголодались и потому что дни рождения полагается праздновать! Оба решили, что не станут принимать душ и переодеваться, а то еще, чего доброго, умрут голодной смертью!

В общем, прямо так, как были, — Ани, Вуци и я в мокрой от дождя одежде, с которой капала вода, остальные все в опилках и гипсовой пыли — мы пошли в ресторан на углу. На этом настояли папа и Цвикль. Потому что этот ресторан очень хороший. Мама и я сначала не хотели туда идти, потому что это все-таки настоящий аристократический ресторан.

— В таком виде, — сказала мама, — нас пустят разве что в сосисочную в Пратере![6] Но папа, Вильма и Цвикль только посмеялись над ее словами.

Наверное, официанты в ресторане на углу ни за что бы не пустили нас за столик, но Цвикледера они хорошо знают. Он там часто бывает и всегда щедро дает на чай. Все официанты и посетители пялились на нас большими глазами. Такой «компании каменщиков» тут, конечно, никогда еще не бывало. У Цвикля вдруг засвербило в носу из-за опилочной пыли, а когда он полез в карман брюк за носовым платком, оттуда посыпались разнокалиберные гвозди, шурупы и гайки. Они тут же раскатились по безупречно натертому паркету. Мне было ужасно неловко! А потом еще Шустрик, как всегда, опрокинул стакан с яблочным соком! Я пошла в туалет и услышала из кабинки, как вошли две дамы из-за соседнего столика. Одна из них сказала:

— Что за странная компания сидит рядом с нами! Им здесь совершенно не место! Кто они такие?

— Понятия не имею, — ответила другая. — Во всяком случае, вид у них просто оскорбительный!

Да-а, наверно, мы действительно являем собой странное зрелище! Даже когда мы не мокрые и не обсыпанные опилками. Вполне возможно, что наш вид неприятен другим людям. И не только посторонним неприятен, но и друг другу. Однако сейчас я считаю, что мы все ужасно милые и симпатичные. Правда, не исключено, что на следующей неделе мне снова придется на время изменить свое мнение. Но я думаю, самое главное вот в чем: если пойдет дождь, нас не оставят в одиночестве, нам принесут зонт. В этом я абсолютно уверена после того, как понаблюдала за постройкой новой «хижины». А если у нас больший выбор зонтов, чем у других детей, — так это не самое страшное!

Я спросила у Ани и Шустрика, разделяют ли они мою точку зрения. Оба брата согласны со мной — целиком и полностью!