— Прекрати! — выкрикнула она и, резко вырвавшись из сводивших ее с ума объятий, начала судорожно одергивать свитер. Совершенно ошарашенный подобным поворотом, Зак на несколько секунд потерял дар речи. По-прежнему тяжело дыша, он обалдело смотрел на стоящую перед ним девушку. На щеках Джулии все еще горел румянец, а глаза были затуманены желанием, но теперь, казалось, она мечтала только об одном — сбежать от него как можно дальше. Абсолютно ничего не понимая, Зак мягко, будто строптивому ребенку, сказал:
— Малышка, что случилось?..
— Я же сказала — прекрати! Немедленно! И я совсем не «твоя девочка». Ты меня путаешь с кем-то другим. Я не желаю, чтобы меня называли «малышкой». Или говорили, что я красивая.
Зак был настолько сбит с толку, что не сразу заметил учащенное дыхание Джулии и ее настороженный взгляд. Неужели она боится, что он в любую секунду может наброситься на нее, сорвать одежду и изнасиловать? Очень спокойно и осторожно Зак спросил:
— Ты боишься меня?
— Конечно, нет! — возмутилась было Джулия и осеклась, поняв, что солгала. Первый поцелуй, как она инстинктивно почувствовала, был для него своего рода самоочищением, и она охотно ответила ему. Но теперь, когда ей захотелось дать много, много больше, она по-настоящему испугалась. Испугалась в первую очередь собственных желаний. Ей нестерпимо хотелось чувствовать его руки, отдаться ему полностью.
Они молчали, и настроение Зака стало постепенно меняться. По мере того как страсть отпускала, им все сильнее овладевал гнев. Теперь его голос больше не был ни добрым, ни нежным.
— Если ты меня не боишься, то тогда в чем же дело? — резко спросил он. — Или, может быть, ты ничего не имеешь против того, чтобы уделить беглому преступнику немного женской ласки и тепла, но подпускать его ближе считаешь недопустимым и недостойным себя?
Джулии хотелось топать ногами от злости на собственное бессилие и глупость. Как она могла допустить, чтобы дело зашло так далеко? Но вместо этого она постаралась взять себя в руки и сказала:
— Я не испытываю к тебе отвращения, если ты это имеешь в виду.
— Тогда в чем же дело? — голос Зака звучал совершенно невыразительно, но в нем появились какие-то новые, незнакомые нотки. — Или, может быть, я не достоин об этом спрашивать?
Нервным движением откинув волосы со лба, Джулия беспомощно оглядывалась по сторонам. Сейчас, когда все вокруг, казалось, стало с ног на голову и полностью вышло из-под контроля, ей просто необходимо было заняться каким-нибудь пустяковым делом. К своей радости, она обнаружила, что картина рядом с ней висит немного косо, и повернулась, чтобы поправить ее.
— Дело в том, — начала она, — что я не животное…
— Значит, ты полагаешь, что я — животное? Так? Загнанная в угол прямым вопросом Зака, Джулия продолжала оглядываться в поисках какого-нибудь беспорядка, который можно было бы исправить. Обнаружив упавшую на пол диванную подушку, она направилась к ней, чтобы водворить на место.
— Я полагаю, что ты человек, который в течение пяти долгих лет вообще не видел женщин.
— Тогда ты полагаешь совершенно правильно. И что же из этого следует?
Установив подушку строго вертикально, Джулия почувствовала себя несколько более уверенно.
— Из этого следует, — объяснила она, наконец овладев собой настолько, что смогла относительно непринужденно улыбнуться, — что я вполне могу понять, что после такого долгого воздержания…
Заметив зловещий огонек, вспыхнувший в янтарных глазах, Джулия осеклась и поспешно начала поправлять остальные подушки, бестолково перекладывая их с места на место, пытаясь разложить более симметрично. Мысли путались под недобрым, пристальным взглядом Зака, но она заставила себя продолжать:
— ..После долгого пребывания в тюрьме любая женщина должна казаться тебе чем-то… Ну, чем-то вроде пиршества для голодающего. Любая женщина. — Сделав особое ударение на последних словах, Джулия нерешительно добавила:
— Я не хочу, конечно, сказать, что мне было неприятно, когда ты целовал меня. Тем более если это принесло тебе какое-то облегчение.
При мысли о том, что она считает его каким-то изголодавшимся самцом, которому не грех бросить небольшую подачку в виде снисходительного поцелуя, Зак чуть не задохнулся от ярости и унижения.
— Как это благородно с вашей стороны, мисс Мэтисон, — с издевкой произнес он и, не обращая никакого внимания на то, как смертельно побледнела Джулия, продолжал, стараясь подбирать хлесткие и обидные слова:
— Ради меня вы дважды пожертвовали своим драгоценным «я». Но, к сожалению, я вынужден вас несколько разочаровать. Вопреки вашему мнению, даже такое животное, как я, иногда проявляет сдержанность и разборчивость. А потому вполне способно отказаться от такого «пиршества», как вы. Даже после пяти лет воздержания.