Эта ее способность беззастенчиво Попрошайничать особенно претила чопорному директору. Он считал недостойным по любому поводу выклянчивать деньги у богатых граждан города или их родственников. За те четыре года, которые Джулия работала под его началом, у мистера Дункана не было ни одного спокойного дня. Как бельмо на глазу, она постоянно напоминала о себе. Поэтому директор остался абсолютно равнодушным к чарам прелестного существа, представшего перед ним в спортивном зале. Некрашеная, с открытым лбом и волосами, собранными на затылке в хвост, Джулия излучала здоровье и юношеский задор, которые в свое время обманули Дункана, когда он принимал ее на работу. Тогда он подумал, что перед ним обычная девушка — хорошенькая, уступчивая и относительно недалекая. Эта ошибка дорого ему обошлась. Внешне Джулия представляла собой вполне ангелоподобное создание — небольшого роста, очень тонкая, длинноногая, с изящно очерченным носом, высокими скулами и пухлым нежным ртом. Под красиво изогнутыми темными бровями, окруженные густыми изогнутыми ресницами, сияли огромные, не правдоподобно синие глаза, казавшиеся кроткими и невинными. Лишь с большим опозданием Дункан понял, что единственной чертой обманчиво-нежного лица, отражавшей истинную суть этой невероятной девушки, был жесткий, упрямый подбородок с небольшой, совсем неженственной ямочкой.
Подавляя растущее нетерпение, директор ждал, пока его недисциплинированная подчиненная загонит свою «команду»в раздевалку, даст последние наставления по поводу предстоящей на следующей неделе игры и приведет себя в порядок. Лишь после этого он снизошел до объяснения причин своего неожиданного визита в спортзал.
— Звонил ваш брат Тед. Я поднял трубку, потому что больше поблизости никого не было, — раздраженно начал Дункан. — Он просил передать вам, что родители ждут вас к обеду в восемь часов и что Карл даст вам для поездки свою машину. Он, кажется, упомянул, что вы отправляетесь в Амарилло.
— Да, я еду в Амарилло, — подтвердила Джулия с улыбкой, которая способна была обезоружить любого. Но только не директора китонской школы.
— У вас там друзья? — вежливо поинтересовался мистер Дункан, и его вопросительно приподнятые брови сошлись на переносице.
Джулия ехала в Амарилло, чтобы встретиться с богатым родственником одного из детей-инвалидов и убедить его дать немного денег на ее новую программу… Похоже, мистер Дункан уже догадался об этом.
— Но меня не будет на работе всего два дня, — попыталась она уйти от ответа. — И я уже договорилась о замене.
— Амарилло находится в нескольких сотнях миль. Наверное, у вас там очень важные дела, если вы решили ехать в такую даль.
Но Джулия не собиралась удовлетворять любопытство своего директора и проигнорировала этот почти прямой вопрос о цели ее поездки. Вместо этого она взглянула на часы и торопливо заговорила:
— О Боже! Уже половина пятого. Если я хочу до шестичасового урока попасть домой и принять душ, то мне лучше поторопиться.
У машины Джулию поджидал Вилли Дженкинс. Его маленькое личико было сосредоточенно нахмурено.
— Я слышал, как мистер Дункан сказал, что вы едете в Амарилло, — сообщил он своим хриплым голосом, который скорее напоминал голос взрослого мужчины, больного ларингитом. — И поэтому я хотел до вашего отъезда узнать… Мисс Мэтисон, скажите, я буду петь в «Зимнем карнавале» или нет?
Джулия с трудом подавила улыбку. Подобно своим старшим братьям, Вилли Дженкинс занимался всеми видами спорта и везде был одним из первых; он мгновенно становился лидером в любой команде; он пользовался невероятной популярностью среди всех учеников младших классов обоих полов, и поэтому его особенно больно задевал тот факт, что там, где дело касалось музыки, он всегда оказывался последним. Ему никогда не давали петь ни в одном из школьных спектаклей. Причина была проста — стоило Вилли открыть рот, как все присутствующие начинали корчиться от неудержимого хохота.
— К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос, Вилли. Решать буду не я, — сказала Джулия, забрасывая портфель на переднее сиденье своего маленького «форда». — Я в этом году не занимаюсь «Зимним карнавалом».
Тогда этот маленький донжуан улыбнулся проказливой, но в то же время многозначительной улыбкой мужчины, который знает, что женщина неравнодушна к нему. И это было истинной правдой. Джулия очень любила Вилли Дженкинса. Любила за абсолютное бесстрашие, за самобытный характер, за внутреннюю силу и особенно за врожденную доброту, которая больше всего проявлялась в его отношении к одному мальчику-инвалиду по имени Джонни Эверетт.
— Понятно, — просипел Вилли, продолжая улыбаться, — ну а если бы им занимались вы?
— Вилли, — улыбнулась Джулия, включая зажигание, — если мне однажды придется решать, кто будет петь, ты обязательно окажешься в числе избранных.
— Обещаете? Джулия кивнула.
— Можешь проверить. Приходи в церковь, и я разрешу тебе петь в детском хоре.
— Боюсь, что там меня мало кто увидит. А мои предки туда вообще не ходят.