Клэр была огорчена и разочарована, осознав, что все еще не преодолела робости в выражении своих желаний, несмотря на работу над этой проблемой в ходе аналитической терапии, но в то же время ощутила значительное облегчение. Эта непреодоленная робость казалась ей ключом к разгадке своего огорчения в предшествовавшие дни. Ей просто надо было быть более откровенной с Питером и давать ему знать о своих желаниях.
Интерпретация Клэр иллюстрирует, как частично правильный анализ может упустить важный момент и затушевать связанную с ним проблему. Она также показывает, что само по себе чувство облегчения еще не является доказательством действительно найденного решения. В данном случае облегчение возникло из-за того, что, достигнув псевдорешения, Клэр на время удалось уйти от главной проблемы. Если бы бессознательно она не была настроена найти легкий выход, наверное, она уделила бы больше внимания этой ассоциации.
Это воспоминание было не просто еще одним примером отсутствия у нее способности к самоутверждению. Оно ясно указывало на навязчивое стремление уступать во всем своей матери, чтобы не вызвать у нее даже смутного недовольства. Та же наклонность проявилась и в нынешней ситуации. Несомненно, она была слишком робкой в выражении своего желания, но этот внутренний барьер возник не столько из-за робости, сколько из-за бессознательного расчета. Ее друг – из всего, что я о нем узнала, – был человеком обособленным, чрезмерно чувствительным к любому обращенному к нему требованию. В то время Клэр не осознавала полностью этот факт, но ощущала его в достаточной степени, чтобы воздерживаться от выражения любого желания, непосредственно касавшегося его времени, точно так же, как она всегда воздерживалась упоминать о возможной женитьбе, хотя нередко о ней думала. Попроси она его вернуться к уик-энду, он бы уступил ей, но с возмущением. Однако Клэр не могла осознать этот факт, не прояснив для себя недостатков Питера, а это пока еще было для нее невозможно. Она предпочла увидеть здесь главным образом свою роль, причем только ту ее сторону, в преодолении которой она чувствовала уверенность. Необходимо также упомянуть, что это был старый способ поведения Клэр, когда, чтобы сохранить непростые взаимоотношения, она брала всю вину на себя. В сущности, именно так она вела себя по отношению к матери.
В результате приписывания Клэр всех своих бед и страданий собственной робости обида на Питера – по крайней мере, на сознательном уровне – пропала, и она снова стала ждать встречи с ним. Это произошло следующим вечером. Но тут ее подстерегало новое разочарование. Питер не только опоздал на свидание, но и выглядел уставшим и при встрече с ней не выразил никакой радости. В результате она почувствовала неловкость. Он тотчас заметил ее холодность и – что, вероятно, было в его привычке – обиделся, спросив ее, уж не сердится ли она на него за то, что он не приехал на уик-энд. Она попыталась это слабо отрицать, но под давлением призналась в своей обиде. Она не смогла сказать ему о своей патетической попытке не обижаться. Питер не преминул упрекнуть ее в инфантильности и в том, что она принимает в расчет только собственные желания. Клэр почувствовала себя несчастной.
В утренней газете заметка о кораблекрушении напомнила ей ту часть сновидения, где она раскачивалась на волнах. Когда у нее нашлось время подумать об этом фрагменте сна, ей пришли в голову четыре ассоциации. Первой была фантазия о кораблекрушении, где она представляла, как ее медленно уносит течением. Ей грозила опасность утонуть, но сильный мужчина спас ее. С ним она ощущала близость и чувствовала себя полностью защищенной. Он всегда будет держать ее в объятиях и никогда ее не покинет. Вторая ассоциация касалась рассказа, который заканчивался на такой же эмоциональной ноте. Девушка, потерпевшая множество любовных неудач, наконец встретила любимого и преданного человека.
Затем Клэр вспомнила отрывок из сновидения, увиденного ею после знакомства с пожилым писателем по имени Брюс, обещавшим ей помощь и поддержку. В этом сновидении она и Брюс гуляли вместе рука об руку. Он был подобен герою или полубогу, и она была преполнена счастьем. Благосклонность такого человека была для нее неописуемой милостью и блаженством. Рассказывая об этом сновидении, Клэр улыбалась, ибо она слепо переоценивала великолепие Брюса и только позднее увидела его заскорузлость и жесткие внутренние барьеры.