Самоанализ

Но как бы ни происходило такое «успешное» утверждение невротической наклонности, в результате возникает более или менее серьезная преграда на пути к развитию посредством анализа. Ибо, во-первых, «успешная» наклонность стала слишком ценной, чтобы ее можно было подвергнуть сомнению, а во-вторых, цель, к которой стремятся в анализе — гармоничное развитие, с хорошим отношением к себе и другим, — для такого человека не будет привлекательной, поскольку силы, которые могли бы откликнуться на этот призыв, слишком ослаблены.

Третье ограничение в отношении аналитической работы возникает из-за преобладания деструктивных наклонностей, направленных главным образом на других людей либо на себя. Необходимо отметить, что такие наклонности не обязательно являются деструктивными в буквальном смысле слова, например в смысле побуждения к самоубийству. Чаще они принимают такие формы, как враждебность, или презрение, или общая негативистская установка. Такие разрушительные побуждения возникают при любом тяжелом неврозе. В большей или меньшей степени они лежат в основе всякого невротического развития и усиливаются при столкновении с внешним миром ригидных эгоцентрических требований и иллюзий. Любой тяжелый невроз похож на крепкую броню, мешающую человеку вести полноценную и активную жизнь вместе с другими. Непременно возникает глубокая обида на жизнь, на то, что человек остается за бортом жизни, чувство, которое Ницше описал как Lebensneid^[3]. По многим причинам враждебность и презрение к себе и к другим могут быть настолько сильными, что дать себе погибнуть представляется привлекательным способом мести. Говорить «нет» всему, что предлагает жизнь, остается единственным способом самоутвердиться. Ибсеновская Гедда Габлер, уже упоминавшаяся при обсуждении фактора смирения, представляет наглядный пример человека, деструктивность которого в отношении себя и других является преобладающей тенденцией.

Насколько такая деструктивность препятствует саморазвитию, как всегда, зависит от ее интенсивности. Если, например, человек чувствует, что торжествовать над другими гораздо важнее, чем сделать что-либо конструктивное в жизни, он вряд ли извлечет много пользы из анализа. Если для него наслаждение, счастье, привязанность или любая близость с людьми превратились в признаки достойной презрения мягкотелости или заурядности, то ни ему самому, ни кому-то другому пробить броню его жесткости становится невозможным.

Четвертое ограничение является более распространенным и сложным для определения, поскольку включает в себя трудноуловимое понятие я. То, чтo я здесь имею в виду, пожалуй, лучше всего выражено Вильямом Джемсом в его концепции «реального я», противопоставляемого материальному и социальному я человека^[4]. Говоря простым языком, «реальное я» связано с тем, что я на самом деле чувствую, чего я на самом деле хочу, во что я на самом деле верю и что я на самом деле выбираю. Это подлинное, настоящее я есть, или должно быть, главным действующим центром психической жизни. Именно к этому психическому центру и обращается аналитическая работа. При любом неврозе его возможности и дееспособность ограничены, так как подлинное самоуважение, естественное достоинство, инициатива, способность брать на себя ответственность за собственную жизнь и тому подобные факторы, отвечающие за развитие подлинного себя, оказываются разрушены. Более того невротические наклонности узурпируют значительную часть энергии подлинного я, превращая человека, если продолжить предыдущую аналогию, в беспилотный самолет с дистанционным управлением.

В большинстве случаев имеется достаточно возможностей для восстановления и развития себя, хотя каковы эти возможности, поначалу оценить трудно. Но если подлинное я в значительной мере разрушено, человек утрачивает центр тяжести в самом себе и начинает управляться другими силами, внешними или внутренними. Он может чересчур приспосабливаться к окружению, превращаясь в автомат. Он может найти единственное оправдание своего существования в том, чтобы помогать другим; при этом он останется социально полезным, но отсутствие собственного центра тяжести будет отрицательно сказываться на его эффективности. Он может утратить внутреннее ощущение направленности и либо бесцельно плыть по течению, либо всецело отдаться своей невротической наклонности, о чем мы уже говорили при обсуждении «сверхуспешных» невротических наклонностей. Его чувства, мысли и действия могут едва ли не целиком определяться напыщенным образом себя, который он создал: он будет сочувствовать другим не потому, что действительно испытывает сочувствие, а потому, что сочувствие является частью его идеального образа себя; у него будут определенные «друзья» или «интересы», поскольку именно таких друзей или интересов требует его образ себя.