Самоанализ

Ленивая старушка
Давным-давно жила,
А день-деньской несушка
Яички ей несла.

Яички те носила

Старушка продавать
И — что умела выручать.
Себя тем и кормила.

Однажды в ярмарочный день

Пошла в привычный путь,
Но по пути, прилегши в тень,
Решила отдохнуть.

Разносчик Стаут проходил...

И, бабку увидав,
Повеселиться вдруг решил,
Ей юбку обкорнав.

Оттяпал юбку лихо он

До самых до колен!
Но сладок был бедняжки сон,
И встать ей было лень.

Когда ж прохладно стало,

Проснулась в тот же час.
Взглянула — простонала
И в плаче затряслась.

Навзрыд ревет бедняжка,

В сомнении горя:
«Минуй меня кондрашка!
Ужели это — я?

Ведь если это все же я –

Кем я б должна и быть!
То будет радостно скулить,
Встречать мой пес меня.

А коли я — это не я,

То будет он рычать,
От дома будет гнать меня,
К себе не подпускать!»

И вот, придя к себе домой,

пытается войти.
Но пес, как верный часовой,
Стал на ее пути.

Своей хозяйки он узнать

Совсем никак не смог –
Смутил уж больно пса, видать,
Вид голых женских ног!

И стал тогда рычать и гнать

Хозяйку со двора –
Пришлось бедняжечке бежать!
А после до утра

Сквозь слезы повторяла:

«Себя я потеряла!
О Господи, прости меня.
Раз я — это не я!» 

Второй шаг, последовавший двумя неделями позже, имел более непосредственное отношение к ее протесту против одиночества. С тех пор как была проанализирована ее «личная религия», установка Клэр к этой проблеме значительно изменилась. Ей по-прежнему было мучительно оставаться одной, но теперь, вместо того чтобы предаваться беспомощному страданию, она предпринимала активные шаги, чтобы избежать одиночества. Она искала компании других людей и получала от этого удовольствие. Но примерно неделю ее постоянно преследовала идея, что у нее непременно должен появиться близкий друг. Ей хотелось спросить всех, кого бы она ни встретила — парикмахершу, портниху, секретаршу, женатых или замужних знакомых, — нет ли у них на примете мужчины, который бы ей подошел: на каждого, кто состоял в браке или имел близкого друга, она смотрела с сильнейшей завистью. Эти мысли приобрели такие размеры, что ее наконец осенило, что они носят навязчивый характер.

Лишь теперь она смогла увидеть, что ее неспособность быть одной значительно возросла за время ее отношений с Питером и достигла своей предельной точки после его ухода. Она осознала также, что вполне могла переносить одиночество, если это был ее собственный выбор. Оно причиняло боль только тогда, когда не было добровольным. В таких случаях она чувствовала себя униженной, ненужной, исключенной, отверженной. Таким образом, она осознала, что ее проблема заключалась не в неспособности быть одной вообще, а в чрезмерной чувствительности к отвержению.

Связав это открытие с осознанием того, что ее самооценка целиком определялась оценкой, даваемой другими людьми, она поняла, что простое отсутствие внимания означало для нее полное отвержение. То, что эта чувствительность к отвержению не зависела от того, любила она тех, кто ее отвергал, или нет, а касалась исключительно ее уважения к самой себе, стало ей понятным при воспоминании о колледже. В колледже была группа девочек со снобистскими манерами, образовавших тесный круг, из которого они ее исключили. Клэр не любила и не уважала этих девочек, но порой была готова отдать все на свете ради того, чтобы быть среди них. В этой связи Клэр вспомнила также о близости между матерью и братом, в которой ей не было места. В ее памяти всплыли случаи, когда ей давали понять, что она была только обузой.