В 1912 году этот опыт был использован с большим размахом. Как удачно пошутил депутат В. А. Маклаков, Синод превратил «стадо Христово в избирательное стадо». В дни выборов церкви закрывались, богослужение не проводилось, требы не исполнялись – священнослужители голосовали. Эта тактика принесла свои плоды. Так, в Киевской губернии по землевладельческой курии избрали 477 священнослужителей и 76 помещиков. В Подольской губернии – 399 священнослужителей и 4 помещиков. В Рязанской губернии – 244 представителя духовенства и 39 светских лиц. В целом же по России из 2365 выборщиков по землевладельческой курии 771 представляли духовенство. Для сравнения: за пять лет до этого было 533 священника.
Церковное начальство опасалось, что священники могут поддаться вредному влиянию. Такая бдительность излишней не была. Священники оказались послушным орудием в руках архиереев. Епископ Филарет, в сущности, сам выбирал депутатов, не интересуясь мнением местных властей. По свидетельству современника, «И. М. Страховский (вятский губернатор. –
Воронежские архиереи, отчитываясь перед властями, указывали, сколько удалось провести в выборщики «надежных» крестьян (34: 18 правых монархистов и 16 беспартийных, зато «вполне надежных»). Кроме того, в губернское избирательное собрание прошли 19 «самых лучших» священнослужителей. Архиереи ставили себе в заслугу и то, что из списка городских избирателей был исключен кадет А. И. Шингарев и другие менее известные его однопартийцы. И все же у церковного начальства были неудачи. Немного удалось сделать в противостоянии с октябристами. Например, не удавалось помешать А. И. Звегинцеву. Его можно было «провалить» на выборах по Бобровскому уезду, где все было для этого подготовлено. Однако итоги состоявшихся выборов не были утверждены, и выборы перенесли на более поздний срок. Это «отсекало» священников от дальнейшего участия в голосовании: дважды мобилизовать их было невозможно. Архиереи утверждали, что это объяснялось интригами «Звегинцева и К°», которые вели к триумфу «левых» сил. Духовенство ждало инструкций из столицы относительно поведения священнослужителей в губернском избирательном собрании. Следовало ли открыто выступить против октябристов, раскрывая свои карты, или стоило «затеять тайную игру»? Однако это создавало риск прохождения в Думу кадетов. Но, похоже, местное духовенство это не смущало: фигура Звегинцева вызывала у них сильное раздражение. Во время выборов в Третью Думу он сам мобилизовал духовенство, рассчитывая на его поддержку: свозил священников на избирательный съезд, обещал им одно депутатское кресло. Однако обманул. Помещиков на съезде оказалось больше, чем Звегинцев предполагал. Голоса священников не понадобились, их кандидаты были забаллотированы. Духовенство потребовало от Звегинцева объяснений, и он, не смущаясь, ответил: «На кой черт вы нам теперь нужны».
Теперь же, в 1912 году, многие помещики чувствовали себя лишними: они были бессильны противостоять многочисленному духовенству и потому вынужденно покидали избирательные съезды. В ноябре 1912 года октябрист, депутат Третьей Думы П. В. Каменский писал юристу и общественному деятелю А. Ф. Кони: «Быть избранным членом новой партии „губернаторско-архиерейской“, носить на себе ярлык „с дозволения его превосходительства, с благословления его“ – как-то неспокойно для совести».
В конце концов правительство само испугалось «поповской опасности». Влияние архиереев на формирование Думы многим чиновникам казалось чрезмерным. В итоге в ряде случаев пришлось умерить пыл церковного начальства, выделив священнослужителей в особую курию. Представительство духовенства в губернском избирательном собрании оказалось скромным: 14,5 % выборщиков (вместо планировавшихся 70 %). Но даже в этом случае духовенство, благодаря своей сплоченности и дисциплинированности, оказывало серьезное влияние на исход выборов. Оно «торговалось» с другими группами избирателей, добивалось от них необходимых уступок. Например, некоторые октябристы были избраны в Думу при условии, что поддержат финансирование церковных школ.