Самодурка

Толстуха повернулась и, нагнувшись, продемонстрировала сидящей в купе свой необъятный зад, обтянутый синими тренировочными штанами с лампасами она была в короткой куртке. Пятясь и шевеля этим весьма выразительным задом, она принялась затаскивать в купе ещё два громадных баула, подобная спасателю, изо всех сил тянущему утопающего из проруби.

В пространстве тотчас поплыли какие-то запахи, происхождение коих было трудно установить, но ясно было одно - их источником был отнюдь не французский парфюм.

- Дочка, ты бы чуток подвинулась, пока я барахло свое покладу, сообщила толстуха, раскорячившись посреди купе, не помыслив повернуться к своей попутчице и не выказывая никакого желания поздороваться. Она была всецело поглощена заботой о своем багаже.

А соседка её по купе застыла на нижней полке, с ужасом поджав ноги, и взирала на чудище, надвигавшееся на нее, так, точно оно было по меньшей мере маньяком-душителем. Одной рукой она прижимала к себе кота, а другой тапочки, которые не успела надеть. Выражение лица не оставляло никаких сомнений в том, что мирные переговоры сорваны, так и не начавшись!

- Извольте хотя бы повернуться лицом к человеку, которого вы о чем-то просите! - почти выкрикнула она, отшвыривая тапочки и натягивая сапоги. - Я понимаю - хамство для вас дело привычное, но почему при этом вы позволяете себе называть меня дочкой?!

Губы сжались пружиной, готовой, если понадобится, извергнуть целый сериал подобных перлов, ноздри вздрагивали, а глаза стали совсем темными и бешеными.

Толстуха, не ожидавшая нападения с тыла, в растерянности повернулась и, отведя упавшую на глаза прядь, взглянула, наконец, на свою спутницу.

- Да что я такого сделала? Чего ты так-то? - она осела на свою полку, расставив ноги и задвинув между ними дерматиновую сумку.

- И ничего плохого... я... фу ты! - она вдруг уронила лицо в ладони с шумом выдохнула, потом откинулась к стенке, а руки бросила на колени.

- Что ж ты такая злая дочка! А? Иль мужик твой тебя не любит?

Вихрь промчался мимо неё - это "дочка", одним прыжком перелетев через баррикады барахла, выскочила в коридор - искать проводницу. Ларион, дико вытаращив свои круглые керосиновые глаза, забился в угол.

- Простите, пожалуйста, - прижимая руку к сердцу, обратилась сбежавшая к проводнице, - нельзя ли переселиться в другое купе? Понимаете, я очень устала, мне бы поспать... Я буду очень вам благодарна!

А на лице чуть испуганная улыбка. А губы чуть-чуть дрожат...

В этот момент поезд тронулся - дернулся, она качнулась, и носки её модных сапожек вмиг отвернулись друг от друга, автоматически приняв привычное, для нормального человека немыслимое балетное положение. Они как раскрытые ножницы глядели врозь, чтобы лучше сохранять устойчивость.

И через пять минут, покачиваясь в колышущемся вагоне, прижимая к себе Лариона и таща чемодан, она продвигалась по коридору в противоположный конец вслед за горделивой как пионервожатая проводницей. Дверь одного из купе приоткрылась и оттуда высунулась голова сильно заросшего бородатого мужчины, четко очерченная на фоне разбухшего оранжевого рюкзака.

- О-о-о, соседями будем! Не надо ли чем помочь?

- Спасибо, у меня все в порядке.

- Батюшки, какой у вас кот! И как это чудо зовут?

- Ларион.

Она поставила свой багаж перед указанной проводницей дверью купе самой крайней в конце вагона. Купе бородатого было рядом. Проводница, получив то, что ей причиталось, тотчас исчезла. С усилием приоткрыв дверь, - видно её заедало, - она раздвинула её ногой до упора.

- Погодите-ка, я сейчас помогу.

Сосед, оказавшийся очень высоким и сухощавым, подхватил её пожитки и бережно внес в купе.

- Куда поставить?

- Если не трудно - чемодан под любую из нижних полок. Мне сказали, что попутчиков у меня не будет - одна буду ехать до самой Москвы. Так что, все равно куда... Да, вот так хорошо, спасибо большое!

- Да, не за что. Знаете, ваш кот так хорош, что если б не экспедиция, я б его украл!

- Ну уж, так бы и украли...

- Да, вот так бы взял - да украл! Я человек рисковый - геолог. Ну, отдыхайте, а если что - заглядывайте на огонек. Я еду до Енаула, а уж оттуда электричкой до Роздани - так что чаю успеем выпить. А то и чего покрепче найдем... Меня зовут Алексей.

- А я Надя. Надежда. Еще раз спасибо вам, - она с облегчением захлопнула дверь.

Поезд Абакан-Москва набирал ход.

* * *

И заснула Надя, и приснился ей сон.

На месте улицы Алабяна, где прошло Надино детство, протекала река. Она была бурная и взбаламученная будто весенним паводком, но то было лето - оно шелестело над водами сочной зеленью камышей.

Надя шла вдоль берега и пристально вглядывалась в быстрый поток - в нем проплывал какие-то яркие полиэтиленовые пакеты, коряги, ящики, всякий хлам... А вот прямо навстречу ей река вынесла мертвеца. Он был белый и голый, но она его нисколько не испугалась. Будто так и должно быть - будто реки непременно несут мертвецов и ничего тут страшного нет.

И она шла дальше, а рядом шел кто-то, кого она прежде не знала.