– Мысль, конечно, здравая, – сказал Гуров. – А только я все же не думаю, что он скроется. Он-то надеется, что мы ничего о нем не знаем. Поэтому зачем ему бежать? Побег как ни крути, а косвенное признание своей виновности. Но и это, я думаю, не главное. Главное, в побеге нет смысла – после убийства его давней возлюбленной. А ведь, похоже, он ее и в самом деле любил. Пускай не по-людски и не по-божески, коряво и эгоистично, но все же любил. До самого последнего момента. Думаю, что и сейчас любит. Хоть он ее и убил… Поэтому-то он и не побежит. Куда ему бежать от себя? Так ведь от себя не убежишь. Это истина, которой не нужны никакие доказательства.
– Ну да, – иронично произнес Крячко. – Душегуб, который способен на возвышенные чувства и страдания! Ох, доконаешь ты меня своим идеализмом, Лев Иванович! Чую, близок мой час, как той несчастной старушки. Так и напишите на моей могильной плите: его доконал идеализм друга и напарника. Ну, или что-то в этом роде… По мне, так никаких возвышенно чувствующих душегубов в природе не существует. Высокие чувства и убийство – вещи несовместимые. И это тоже истина, которой не нужны доказательства. Звери они. Хуже зверей, потому что зверь из-за любви никого не убивает. А человек убивает.
Крячко умолк и стал задумчиво смотреть в окно. Помолчав и насмотревшись в окно, он сказал:
– Ну, а поскольку я прав, то мыслю вот что. Мне кажется, нам все же стоит разыграть перед милейшим дедушкой Пыней небольшой спектакль. Так сказать, театр одного актера, и этим актером буду я.
– Что ты имеешь в виду? – глянул на товарища Гуров.
– А вот что. Явлюсь-ка я в богадельню раньше вас под видом, допустим, ответственного и уполномоченного господина, который прибыл, чтобы прикинуть, как, что и в какой очередности следует отремонтировать в доме престарелых. Стены-то там довольно обшарпанные, так что мое появление особого подозрения не вызовет. Тем более что меня как полицейского там, считай, никто и не знает. И вот: я буду бродить по территории, рассматривать и измерять все подряд, многозначительно хмыкать и заносить ценные записи в тетрадку. А заодно – наблюдать и замечать острым глазом происходящее вокруг. И вот как только дед Пыня почует опасность и пожелает дать деру – я тут как тут. Так сказать, встану у него на пути и пресеку попытку бегства. А далее появляетесь вы, и начнется заключительный акт печальной комедии под названием «Убийство из-за любви». Таков мой план, и я от него не отступлюсь, поскольку я человек, мыслящий трезво и рационально, а не какой-то там идеалист.
– Идея хорошая, – одобрил план Крячко Федор Ильич. – Я – за. Ноги ногами, любовь любовью, а убийца все равно остается убийцей, как бы там ни было. А потому подстраховка не помешает.
– Браво! – улыбнулся Крячко Федору Ильичу и победно глянул на Гурова: – Вот тебе еще и глас народа вдобавок к моим трезвым умозаключениям. Сдавайся, Гуров, ты побежден! Нас больше.
– Сдаюсь! – поднял руки Лев Иванович. – Одолели, черти! Оно, конечно, всякое бывает… Далеко-то он не убежит, но все равно – ищи его потом. Придется еще, чего доброго, подключать местную полицию в лице нашего дражайшего майора Прокопени, который к тому же неведомо где обретается и незнамо чем занимается. А то еще дадут в подмогу тех двух оболтусов-сержантов, которые выезжали на место преступления. Они тебе и разыщут, и поймают…
– Ну, тогда я пошел на боевой пост, – решительно произнес Крячко. – Гляньте, уже и заря занимается… Утро. Вот сейчас допью свой кофе – и пора! А ты, Лев Иванович, позвони-ка заведующей, чтобы она отчасти была в курсе происходящего и не чинила препятствий.
Придя в интернат, Крячко первым делом встретился с заведующей. Старики находились в столовой, было время завтрака.
– Будьте так добры, покажите мне, который из них Попов Михаил Ефимович, – попросил Крячко у заведующей. – Только аккуратненько, не указывая пальцем, чтобы наш дражайший дедушка Пыня не испугался.
– Видите столик в углу? – спросила Галина Никитична. – Да-да, с четырьмя стариками за ним. Тот, который спиной к нам, и есть Михаил Ефимович Попов.
Она хотела спросить еще что-то, но Крячко одними лишь глазами показал: не время сейчас для вопросов и ответов, все вопросы и ответы потом. Он достал из кармана блокнот и авторучку и отправился во двор дома престарелых, где принялся тщательно осматривать сооружения, что-то измерять, хмыкать, вертеть головой и записывать в блокнот.