Самое бессмысленное убийство

– Так вот, я о смысле, – не унимался старик. – А давай мы отсюда убежим! Ну, а что нам делать в этом приюте? Дожидаться смерти? А так поживем вдвоем. Хоть и на склоне лет, но вместе. У меня – план, я все продумал. Убежим, и никто нас не найдет. А насчет денег не беспокойся. Твоя пенсия да моя пенсия – нам и хватит. Много ли старикам надо? Зато будем вместе. Ты, главное, согласись, а уж я все устрою.

– Зачем? – спросила старуха.

– Что «зачем»? – не понял старик.

– Убегать и жить вместе…

– Я тебя люблю, – сказал старик. – И всю жизнь любил. И ты меня тоже. Вот зачем.

– Уходи, – сказала старуха. – И больше ко мне не приближайся…

– Почему? – опешил Михаил Ефимович.

На это Елизавета Петровна ничего не ответила и отвернулась.

– Но как же? – не мог понять старик пожилую женщину. – Как же так – уходи? Почему? И как это – не приближайся? Ведь мы в одной и той же богадельне! А здесь четыре стены. Как же нам не видеться в четырех стенах?

– А вот так, – ответила старуха, и Михаилу Ефимовичу показалось, что она вот-вот заплачет. – А вот так… Ты за одной стеной, я – за другой. А там и смерть…

Старик в нерешительности потоптался, несколько раз в недоумении молча развел руками и ушел. Но своих попыток уговорить любимую женщину убежать вместе с ним не оставил. Он попытался еще раз встретиться с Елизаветой Петровной, но она на свидание не явилась. Он несколько раз пытался заговорить с ней в столовой, но она лишь молча отворачивалась.

И тогда Михаил Ефимович вспомнил о давнем способе общения с Елизаветой Петровной – письмах. И он написал ей несколько посланий. Вначале одно, затем другое, третье… Дождавшись ночи, он приходил к двери комнатки, где жила Елизавета Петровна, и подсовывал письма под дверь. Он ждал, что она ответит, и даже указывал в своих письмах, куда она должна доставить свое ответное письмо. Но она так ни разу и не ответила.

Так проходил день за днем и месяц за месяцем. Для Михаила Ефимовича такая жизнь казалась невыносимой. Каждый день видеть любимую женщину, знать, что и она тебя любит, и не иметь возможности и даже надежды быть с нею рядом – от этого можно было сойти с ума или повеситься.

Он свел знакомство с другими стариками из дома престарелых – такими же неприкаянными и никому не нужными, как и он сам, днями и ночами пропадал в дворницкой, вместе с ними выпивал, играл в карты, выяснял какие-то отношения, несколько раз даже подрался, но происходящее представлялось ему бессмысленным и каким-то нереальным, будто все это происходило не с ним, а с кем-то другим, лишь отдаленно его напоминающим, а сам он в это время пребывал где-то в стороне или, может, где-то вверху, и оттуда отстраненно наблюдал за подобием себя самого.

И очень скоро к нему вернулось воспоминание о том, как он убивал свою любимую женщину – Елизавету. Он убивал ее в своих мыслях и ощущениях долгие годы, каждый раз особым, неповторимым способом. И на какое-то время ему становилось легче. Но потом она неизменно и неотвратимо воскресала, ему опять становилось невмоготу, и он убивал ее снова.

Вот и теперь ему снова захотелось мысленно ее убить. Он придумал план убийства, и это был прекрасный, неповторимый план, но оказалось, что на этот раз он ее убить не сможет. И очень скоро старик понял почему. Да потому, что она – рядом. Да-да, рядом. Оказывается, убивать кого-то на расстоянии куда легче, чем если жертва находится рядом.

Сделав такое открытие, Михаил Ефимович впал в отчаяние. Но очень скоро к нему пришла спасительная мысль. Невозможно убить мысленно, следовательно, нужно убить наяву! Самым настоящим образом! И уж тогда-то ему и вправду станет легче – навсегда. Тогда ему не нужно будет страдать и мучиться из-за невозможности быть рядом с любимой женщиной, потому что любимой женщины больше не будет. Взаправду не будет, а не в мыслях и ощущениях.

И он стал готовиться к убийству. Вначале нужно было придумать план, и он его придумал за одну ночь. Это был превосходный план. Никто не узнает, что убийца – он. Никто его не разоблачит. Он сам для себя будет единственным разоблачителем, но сам с собою найдет общий язык. Он убедит сам себя в том, что это было вовсе не убийство, а избавление от тягостных и бессмысленных иллюзий. Да и самой Елизаветы, его любимой женщины, также никогда не было. Она тоже всегда была иллюзией – прекрасной, манящей и недостижимой, как и всякая иллюзия. А стало быть, никакого преступления он не совершает. Разве может считаться преступлением избавление от иллюзий? Наоборот: без иллюзий жизнь приобретает четкий и ясный смысл. Иллюзии только мешают жить.