Брайан сейчас очень отчетливо сознает, что ёбанное отчаяние может накатить и тогда, когда тот, без кого ты не можешь жить - рядом и в безопасности. И безнадежность от того, что всё неисправимо в принципе становится еще сильнее, когда он вспоминает, как много для Джастина значит возможность рисовать.
А он… а что он? Он будет стоять и курить у окна, пока не закончатся все сигареты в пачке и смотреть на спящего Джастина, пока еще может видеть его.
А потом поздравит его с его блестящей будущей карьерой.
И Брайан сознает, что ситуация безвыходная даже для него и здесь он ничего не сможет сделать.
Только попрощаться и отпустить. Навсегда.
Горькое и сладкое
Два часа, пока Джастин спит, Брайан испытывает всю палитру самых хуёвых ощущений, которые он когда либо испытывал. А потом, когда Джастин просыпается, сразу же рассказывает новости. Он морально уже готов к радости Тейлора и к тому, что через пару дней Джастин уедет в Нью-Йорк, помахав ему с трапа самолета на прощание. Он уедет, это даже не обсуждается. И Брайан будет первым, кто пожелает ему удачи.
Джастин радуется. Он очень доволен, он строит планы, он бежит звонить Линдси и долго обсуждает концепцию своей будущей выставки.
А Брайан улыбается.
И умирает внутри.
Только никому об этом знать не надо, это не их грёбанное дело.
И Джастину не надо. Это дело его, но… не стоит забивать ему голову грузом, пусть думает о хорошем. О будущем. О выставках, картинах, новых знакомых, друзьях и любовниках. Потому что это – его жизнь, а он, Брайан, уже в прошлом, как бы погано не было это признавать. И у него самого тоже будет своя жизнь… вернее, то, что от неё осталось.
Внезапно Джастин обнимает его со спины. Брайан даже не хочет поворачиваться – видеть сейчас солнечную улыбку Тейлора особенно больно.
- Ну как, я крут? – говорит Джастин, утыкаясь лбом в спину любовника. – Признай, что я невъебенно крут и сделал тебя, Брайан Кинни?
- Да уж… - Брайан усмехается, чтобы казалось, что все в порядке. – Сделал – и еще как.
Джастин недоуменно хмурится, услышав в голосе Брайана… что-то странное.
И беспокойство опять гребанным червяком вползает в сердце. Что не нужен, не любит и всё как было.
- Брайан… в чем дело? – он заходит сбоку, чтобы видеть его лицо, а Брайан в это же время изо всех сил пытается сделать равнодушную физиономию, потому что Джастин может догадаться… блять, он уже догадался! И в кого он такой умный?
- Солнышко, все просто замечательно, - Кинни умеет держать лицо, но сейчас он очень устал. – Ты уедешь, перестанешь ебать мне мозги, и я наконец-то вздохну свободно.
Он даже не смотрит на Джастина, потому что больше всего боится увидеть в его глазах чувство вины. Да, он уедет к новой жизни, к блестящей карьере, к неизведанным отношениям и, возможно, какой-нибудь новой, мать её, любви… и всё. И говорить об этом совершенно не нужно. Он, Брайан Кинни, должен остаться у него в памяти сильным и идеальным. А идеальные люди не истерят, когда им больно. Они просто идут дальше, оставляя за собой пепелище и не оборачиваясь на тех, кто остался в прошлом, пусть даже сердце разъёбано в кровавую кашу.
Сейчас надо спокойно и безмятежно спровадить Джастина в Нью-Йорк, пусть это и будет стоить Брайану куска души. Если не полностью. Иначе он тут начнет сейчас приносить себя в жертву, задумает остаться, а у Кинни не хватит духу его выкинуть из своей жизни. Нет, надо сделать это ради него самого, пусть это и похоже на смерть… блять, да почему, когда так плохо, человек начинает выражаться пафосно, как последний ёбанный кретин? В общем – стиснуть зубы и выгнать. Ради его же блага.
Брайан наконец-то переводит взгляд на Джастина, который подозрительно долго молчит. Не спорит, не кричит, не называет Брайана скотиной и не уверяет в вечной любви и преданности.
Просто смотрит – внимательно, почти не моргая и очень доброжелательно.
А потом широко улыбается, как улыбаются люди, услышавшие что-нибудь радостное.
- Пошел на хуй, Брайан! – заявляет он четко и громко. – Ты что, держишь меня за последнего кретина? Пошел. На. Хуй.
И он целует Кинни так, как, кажется, никогда не целовал. Как полностью ёбнутый на всю голову влюбленный, у которого вынесло мозг от взаимности. Как рехнувшийся художник, которому показали идеальное творение и теперь он знает, чего не следует делать, чтобы остаться самим собой. Как злой вусмерть подросток, которого отвергли просто из желания сделать больно.
- Ты от меня не избавишься, ты, жалкий трус! – шепчет он, раз за разом взахлёб сминая губы Кинни. – Сволочь… как же ты меня достал своим долбанным выпендрёжем!
- Ты должен, - Брайан отвечает на поцелуи и на высказанные в такой категорической форме претензии. Он уже понял, что Джастин раскусил его план и теперь ничего не скрывает. – Ты едешь в Нью-Йорк.