Самое гордое одиночество

Я оставила в качестве рабочего названия «Безумный ревнивец» и, уставившись в одну точку, принялась сочинять сюжет. На экране медленно проплыла заставка «Твори, создавай, созидай, гениальность!» Надо сказать, что после развода все мои плакатики-вывески, развешанные по всей квартире (как, впрочем, и заставка на компьютере), кардинально изменились в содержательном плане. Вместо прежней «Работай, бестолочь!» мелькало напоминание, что я гениальна и не работаю вовсе, а творю и созидаю! Из старых объявлений осталось всего два – это «Ни дня без строчки» и то, что висит на стенке над кроватью: «Дорогая, вставай, тебя ждут великие дела!» Все остальные претерпели крутые изменения. Не знаю, с чем это связано, но после расставания с Власом я стала ценить и любить себя намного больше, зауважала даже – наверное, за двоих. Жестокие плакатики на холодильнике: «Прежде чем открыть эту дверь, посмотри на себя в зеркало!», «Если и это не помогает, встань на весы!», «Заклей рот скотчем!» заменили радостные, оптимистичные, как-то: «Голубка, ешь, что хочешь!», «Ни в чем себе не отказывай!» и «Не таскай тяжести – это вредно для здоровья!» Согласно последнему объявлению, никаких тяжестей я не таскала, вследствие чего холодильник мой всегда был пуст, поэтому-то я никогда ни в чем себе не отказывала – открыв его, я моментально закрывала, так как взять там было ровным счетом нечего.

На смену напоминанию на входной двери о том, что «много пить нельзя» и что меня «это деморализует», пришло предостережение: «Милая, чрезмерное употребление спиртных напитков поражает печень, что предательски выдают темные круги вокруг глаз и нездоровый цвет лица. Нужно любить свою печенку, как, впрочем, и все остальное!»

До полудня, кроме названия будущего романа, я не написала ни строчки – на меня не самым лучшим образом подействовал вчерашний разговор с Икки. Я вдруг первый раз за два месяца почувствовала себя одинокой и никому не нужной. Мне тоже уже не двадцать, и у меня нет ни любящего человека рядом, ни детей, ни тому подобных семейных радостей. От этой мысли сердце мое сжалось, а душу будто в полиэтилен запаковали, и я впала в глубокую депрессию. «Ну почему, почему? – в отчаянии думала я. – Когда жила с Власом, нужна была и Кронскому – он каждый день письма мне строчил, словно добивался, чтоб я развелась, а когда добился – от него ни одного письма. Не может же знать он, сидя в Бурятии и лечась у тибетских монахов от импотенции и нездорового секса в общественных местах, что я рассталась с безумным ревнивцем! Почему тогда нет никаких известий от «лучшего человека нашего времени» с тех пор, как Влас привез мне в Буреломы целый ворох эпистол Кронского и устроил по этому поводу чудовищную сцену ревности, которая и положила конец нашим с ним отношениям?» Думать-то я так думала, но почему-то в тот момент меня не посетила одна очень простая мысль: какова будет моя реакция, если великий детективщик современности вновь появится в моей жизни? И вообще, хочу ли я этого?

Размышления мои были грубо прерваны телефонным звонком. Я сначала рассердилась, но вдруг где-то в подсознании мелькнуло – «А что, если это Кронский!», и я с надеждой схватила трубку.

Однако это был не «лучший человек нашего времени» – в ухо ревмя ревела Икки.

– Это я, – только и смогла сказать она. Моя подруга то заливалась, то заикалась, то хрюкала, то сморкалась.

– Что случилось? Икки? Ты меня слышишь?

– Эхр! Хр! Ой-й-й-ой-ой! – и снова приступ плача. Продолжалось так не меньше пяти минут, после чего она завыла, высморкалась еще раз и закричала в неистовстве каком-то: – Я старая? Скажи мне, я старуха? Только честно! Не пытайся меня успокоить! Я выгляжу старше своих лет? Я себя совсем запустила? Да?

– Да что ты ерунду-то какую-то говоришь?! Ты выглядишь прекрасно, намного моложе своих лет! – Это было правдой – Икки нельзя дать больше двадцати восьми.

– Я же просила: не надо утешать меня! Скажи хоть раз в жизни правду!

– Наглость какая! Я тебе хоть раз врала? Или ты хочешь, чтобы я сейчас это сделала и сказала, что ты выглядишь на все сорок? Я не понимаю. Ты можешь объяснить, что стряслось?!

– Этот молокосос, юрист поганый, студент на подработке, после всего, что между нами было (а я тебе скажу, что никакого удовольствия я не получила, и вообще он в свои 23 года уже импотент конченый!), потребовал с меня 150 долларов!

– За что? – У меня челюсть отвисла.