– Тогда отчаяние овладело Фионном, и он воззвал к Осоковой королеве, которую прочили ему в матери. Конечно же, она не ответила: властители добрых соседей редко снисходят на мольбы; но над топью вспыхнули огоньки – белые, изумрудные, лиловые – и слетелись к нему. Это были крохотные эллилон, искры и светлячки, посыльные Осоковой королевы, коварства в которых было куда больше, чем мог вмещать их крохотный рост. «Тяжко бремя неведения, глупый юный Фионн, – сказали они, – ведь королева наша гневается: соседи твои по незнанию ли, по злому умыслу ли, укрыли у себя тех, кто ее оскорбил, кто охотился в ее землях, кто баламутил ее воды. Она пришла и потребовала выдать их, но добросердечный твой отец не пожелал отдавать людей ей на растерзание. И тогда она забрала весь город, обратив горожан в своих слуг. Но нарушители – бесчестные разбойники – отплатили тем, что огнем и мечом прорубили себе дорогу на волю и скрылись среди холмов. Королева разгневана, – пели эллилон звенящими голосами, – о, как она разгневана! Но горе твое столь глубоко, – сказали они, – что тронуло ее сердце, и она обещает вернуть тебе отца и мать, вернуть соседей и приятелей – увы, кроме тех, кто пал под клинками разбойников, ибо обращать мертвое в живое ей не под силу. Взамен же она просит сослужить ей малую службу».
– И тогда он согласился, – прошептал Гвинллед.
– И тогда он согласился. Они сказали: «Отдай топям тех, кто оскорбил королеву, напои болотные воды их кровью, усей тропы их костями, и будет она удовлетворена. Мы же укажем тебе жертв, проведем по тайным путям, окружим чарами, чтобы скрыть от злых глаз. Отныне – мы союзники твои», – и венцом из искр легли на его волосы. И первой жертвой назначили главаря разбойников, что смог избежать кары королевы. Найти его не составило труда, и Фионн ищейкой шел по следу, и мысль о мести не покидала его: пусть и не привечали его соседи, но сам он привык к ним и не желал им зла. Разбойники обосновались в старых развалинах, что арками взмывали в пасмурные небеса, и логово их более походило на стоянку охотников. Фионн запретил себе это замечать – в конце концов, они были убийцами. В конце концов, они принесли беду к его порогу. В темный предрассветный час, когда и караульные клевали носом, Фионн прошел меж них и отыскал главаря, и вспорол ему горло. Черная в темноте кровь текла по земле, и земля ее не принимала. Чужая смерть не принесла ему успокоения, но он убеждал себя, что всё – для спасения города. Эллилон на его плечах восторженно смеялись и хлопали в ладоши, ибо не было им радости больше, чем чужие муки.
– А остальные разбойники? – Гвинллед приподнялся, заглянул мне в глаза, и тонкие брови сошлись на переносице. – Они ведь тоже были виновны! Или же… – Он осекся и отвел взгляд.
– Они были охотниками и следопытами, – вздохнула я, – и не находили радости в убийстве. Вся их вина в том, что свои жизни они поставили выше, хоть и не желали творить зла. Но под покровом ночи все одинаково темны, да и не был Фионн судьей, чтоб определять меру вины каждого. Эллилон принесли ему болотные травы, от которых рот у жаб становится черен, и Фионн отравил еду и питье охотников. Первая служба Осоковой королеве породила смуту в его мыслях, и надеялся он, что остальные будут не так сложны.
Я перевела дыхание и ненадолго прикрыла глаза. За стенами сгущались сумерки, мутные, сизые, неуютные, и тронный зал наполнялся стылостью, словно давно уже стал погребальным. Я не могла не вспоминать, как рассказывала сказку Элеанор, как она сжимала губы и дрожала от страха и гнева.
– Вторая жертва, на которую указали ему эллилон, была дочь лорда, совсем еще ребенок, тихая и мечтательная, не от мира сего. «Лорд обещал ее королеве, – сказали эллилон, – взамен на семь лет благополучия и плодородия. Семь лет на исходе, а он не торопится привести ее к болотам, – сказали эллилон, – и королева жаждет душу девочки и кровь ее отца. Приведи ее и принеси чашу с кровью лорда, таково ее желание». И впервые страх коснулся Фионна, но он успокоил себя, что делает это ради горожан, ради их спасения. Разве дозволительно ему колебаться, когда лишь от него одного зависит множество жизней? Так сказал он себе и под личиной бродячего менестреля явился в замок к лорду.
– Разве это не преступление? – Гвинллед вывернулся из-под моей руки, сел ровно, хмурясь. – Разве это не предательство?
Да, ты не привык к таким героям, мальчик мой. Но ведь именно их можем мы встретить. Ведь именно ими можем мы стать. Когда обещанная награда застит глаза, вспомнишь ли о цене?
– Ради близких своих и не на такое пойдешь. – Я отвела глаза, вспомнив, как едва не разрушила все в желании узнать о судьбе Маргарет.
– И ради тех, за кого ты несешь ответ, – прошептал он вполголоса. – Да, понимаю… кажется, понимаю. И он привел ее к болотам?