Самое время для новой жизни

Тем вечером смотрели новости втроем. Никто не высказал этого вслух, но всем хотелось узнать, не просочилась ли новость об исчезновении Джека в прессу. Оказалось, нет, и я так этому обрадовался, что чуть не забыл про подсчет трупов. На сегодня погибших оказалось шестеро – пять жертв взрыва на заводе в Монтичелло и некий вооруженный субъект, подозреваемый в домашнем насилии, застреленный полицейским в каком-то тупике.

Позже мы с Линдси поднялись наверх отнести Джеку ужин. Оба усердно делали вид, что никакой ссоры между нами не было. Актерами мы оказались никудышными. Я заглянул в замочную скважину: Джек спал, раскинувшись на постели. Уверенный, что Джек притворяется, я наблюдал за ним, пока Линдси отпирала, а затем потихоньку толкнул дверь внутрь. Джек не шелохнулся. Я чуть помедлил, осматривая комнату, на которую будто налетела стая саранчи, по ошибке приняв ее за пшеничное поле.

Повсюду валялись разорванные, искореженные книги, осколки стекла. Покалеченное мифическое чудовище – стол красного дерева без двух изогнутых ножек – было перевернуто на бок. Не думал я, что одному человеку такое под силу. За дверью в луже стекла лежал телевизор (мы слышали, как Джек разбил его) с зияющей зубастой трещиной на пластиковом корпусе. Белые электронные детали усеивали ковер, словно перхоть – костюмную материю.

Увидеть такое разрушение – как заглянуть в истерзанную душу. Я посмотрел на распростертого на диване Джека, по жилам пробежал ледяной холодок. Никогда бы не подумал, что где-то внутри него живет неистовая, мрачная ярость, способная вдохновить на такой разгром. Я взглянул на Линдси, потрясенную не меньше моего: правая рука прижата ко рту, глаза широко распахнуты.

– Господи, Бен, зачем он это сделал?

Я ответил бессмысленное:

– Понятия не имею.

Поставил поднос с едой (индейка, бутерброд с сыром, термос с гороховым супом) на пол, сгреб остатки последней трапезы Джека – все, до чего смог дотянуться, – и дал задний ход. Линдси замкнула дверь, убрала ключ на дверной косяк. Мрачнее тучи я спускался за ней по лестнице, вновь задаваясь вопросом, посильное ли дело мы задумали. Захотелось, чтобы вернулся Чак, сказал: “Да это же обычные симптомы ломки!” Его невозмутимая уверенность стала бы желанным противоядием от грызущих меня сомнений.

По молчаливому согласию мы решили не сообщать Элисон, что творится в комнате. Утреннее светопреставление она наблюдала, как и все мы, и, я думаю, представляла себе масштабы бедствия, но свидетельства очевидцев все равно могли ее расстроить.

– Как он? – спросила Элисон, когда мы вернулись в логово похитителей. Она свернулась калачиком в углу большого бордового дивана и маленькими глоточками пила из кружки горячий сидр. На огромном кожаном диване Элисон, одетая в футболку и леггинсы, казалась совсем девочкой. Мне захотелось взять ее – маленький живой комочек – и обнять. Вместо этого я отпил сидра из ее кружки и сел рядом на пол.

– Спит, – ответила Линдси. – Если повезет, проспит до утра.

– Хорошо, – сказала Элисон тихо и крепко обхватила пальцами горячую кружку, будто пытаясь согреться. – Посмотрим, что на “Эйч-Би-О”?

Я взял пульт со стеклянного чайного столика, нажал на кнопку. И вот он, Джек, с бутафорской окровавленной раной на переносице, взобравшись на багажный транспортер в переполненном аэропорту, стреляет из пистолета – первые сцены “Западни”, безнадежно средненького, но весьма кассового фильма, в котором Джек снялся после сумасшедшего успеха “Голубого ангела”. Двое злодеев бегут вниз по лестнице, двое других – вверх. Джек стремглав бросается в погоню, перемахивает через груду чемоданов, мчится, расталкивая массовку. Останавливается на мгновение, чтобы поднять сбитую с ног девчушку, подает ей оброненную куклу, сверкает широкой белозубой улыбкой: “Вот, держи”. Разворачивается и продолжает погоню, несется вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

– Тогда на съемках он повредил колено, – проговорила Элисон монотонно, как зачарованная глядя на экран. – Настоял, что в кадре сам будет спрыгивать с транспортера, подвернул ногу и неделю лечился, пришлось даже приостановить съемки.

– Помню, – сказал я, – Джек всегда уважал Джеки Чана, потому что тот сам выполнял свои трюки.

– Харрисон Форд тоже, кажется, что-то повредил, снимаясь в “Беглеце”? – спросила Линдси.

– Ага. Спрыгнул с автобуса вроде бы и получил травму, – подтвердил я.

– Ну-ка, от Харрисона Форда до Джека Шоу за четыре фильма. Не считая того, где они вместе играли, – предложила Линдси.

– Легко, – ответила Элисон. – Харрисон Форд снимался с Энн Арчер в “Играх патриотов”, Энн Арчер – с Майклом Дугласом в “Роковом влечении”, Майкл Дуглас – с Энди Гарсиа в “Черном дожде”, а Энди Гарсиа – в “Голубом ангеле” с Джеком.

– Здорово, – похвалила Линдси. – Но я могу за три.

– Валяй.

– Харрисон Форд с Джеймсом Эрлом Джонсом в “Играх патриотов”.

– И “Звездных войнах”, – вставил я.

– Точно, – согласилась Линдси, – Джеймс Эрл Джонс с Эриком Робертсом в “Лучших из лучших”, а Эрик Робертс снимался в “Западне”.